Женщина слабо забарахталась на диване, слезы поползли по
щекам на тугой пояс изоленты.
– Лежи, стерва… – буркнул Родион, уже без особой злости,
повернулся к ней спиной, чтобы не дать себя рассмотреть.
Интересно, где тут может таиться казна? Все практически на
виду, кроме…
Направился к шкафу, услышав за спиной глухое мычание,
обернулся, присмотрелся с интересом – а пожалуй, что угадал, то-то задергалась,
зараза… Интересно, что он ей наврал? Моряк на пенсии? Офицер в отставке?
Совершенно бесцветное создание из породы совдеповских кляч – для такой
седенький мужичок и в самом деле становится последним шансом, а если еще зашел
разговор про домик у теплого моря… Чувство собственного превосходства было
столь щемящим, что лицо расплылось в блаженной улыбке.
Распахнул скрипучую дверцу, приметился снять вешалку с
платьем…
Соня свистнула сквозь зубы. Родион одним прыжком оказался
рядом с ней, встал за спиной. Она шарахнулась, налетев на него, повернула
испуганно-азартное личико:
– Появился… У подъезда торчит, озирается…
Наступила полнейшая неопределенность – кинется он в квартиру
или даст деру? Есть ли у него что-то огнестрельное? Что, если казна все же не
на квартире?
– Давай… – шепотом распорядился Родион.
Соня, на миг незнакомо осунувшись лицом, достала крохотный
газовый баллончик, не больше тюбика с губной помадой, зажала в кулаке, спрятав
руку в карман халатика, направилась к двери. Убедившись, что женщина на диване
не способна ни освободиться, ни подать голос, Родион бесшумно притворил за
Соней дверь, оставив крохотную щелочку, решительно дослал патрон в ствол и
прижался к стене, держа пистолет дулом вверх.
Время тянулось мучительно медленно, секунды расплывались,
словно капли чернил на тонкой бумаге. Сердце колотилось так, что он впервые в
жизни испугался инфаркта. Но вот страха не было, ничуть…
В голове с невероятной скоростью проносились самые случайные
и дурацкие мысли: что он был дураком, до сих пор так и не сыграв в казино, что
у машины снова барахлит трамблер, что Лика просила купить парочку банок
кальмаров…
Наступил критический момент номер два: Соня подвергалась
сейчас нешуточному риску, если катала что-то заподозрит, а она лопухнется…
Шаги на лестнице?! Это Сонины каблучки застучали, но слышны
и другие звуки…
Короткий, отчаянный вскрик:
– Родик!
Он вылетел на лестницу с пистолетом наготове, побежал вниз,
перепрыгивая через три ступеньки. Внизу слышалась возня, ноздри защекотал
неприятный запах – вопреки рекламе, импортный газ, сделав свое дело, не
рассеивался мгновенно…
Соня, в распахнутом халатике, прижалась к стене, выставив
перед собой крошку-баллончик в инстинктивном жесте обороны, а тремя ступеньками
ниже, прижав ладони к глазам, скрючившись, шипя от боли, стоял седой. Под
ногами у него валялся ножик с узким длинным лезвием, самодельный на вид, но
выглядевший грозно, способный войти в живот на ладонь, как игла в масло…
Глаза пощипывало, но можно перетерпеть… С налету Родион,
имевший неплохой опыт скоротечных драк, въехал седому левой под вздох.
Распорядился:
– Нож подбери!
Сунув пистолет в карман плаща, подхватил безвольно обвисшего
мужичка, поволок его наверх, слепо налетая на перила. Сзади стучали Сонины
каблучки. Где-то наверху открылась дверь, послышался спокойный разговор мужчины
и женщины, кажется, они спускались, но Родион уже головой вперед забросил
жертву в крохотную прихожую, посторонился, пропуская Соню – глаза у нее
слезились, захлопнул дверь и с изумившей его самого аккуратностью наложил
цепочку.
Не теряя времени, поволок седого – недомерок, сука, а
тяжеленный! – в единственную комнату, бросил на пол, вырвал у Сони нож и
одним взмахом рассек изоленту у самого виска женщины (она, отшатнувшись,
зажмурилась в ужасе), присел с рулончиком над пленником – а как вы думали,
господа мои, у Робин Гуда есть только пленники, потому что слова «жертва» или
«ограбленный» звучат очень уж пошло, не гармонируя с бравыми молодцами из
Шервудского леса…
Выпрямился, надежно спутав запястья и лодыжки, но оставив
свободным рот. Соня, оттащив его в сторону, горячечно зашептала:
– Все прошло, как по нотам, постоял и побежал наверх, а я
спускалась, как будто ни в чем не бывало…
И словно бы захлебнулась, губы у нее прыгали. Родион влепил
ей легонькую затрещину – универсальное средство от истерики. Подействовало. Она
умолкла, овладела собой, потирая подпухшие глаза.
– Иди в кухню, – остановил ее Родион. – Водой
прополощи…
Присел над пленником, потыкал его дулом пистолета в скулу,
прикрикнул:
– Кончай дремать!
Тот отчаянно пытался проморгаться, но получалось плохо,
слезы текли потоком, лицо дергалось в непроизвольных гримасах. В голову Родиону
ударил на миг бодрящий хмель превосходства. Седой не дергался, не бился, лежал
спокойно – дважды попробовав крепость пут, отказался от борьбы…
– Короче, ты! – рявкнул Родион. – Где хабар?
– Козел…
Родион, тщательно рассчитав усилие, ударил его по уху ребром
ладони. Удовлетворенно оскалился, увидев, как дернулось тело седого от
мгновенно прошившей боли, сказал с расстановкой:
– Не хочется мне шарить по вашим вонючим закоулкам. Если
скажешь, ничего не сделаю. Будешь молчать – сам найду, а тебе завяжу рот и
кишки выпущу, подыхать будет грустно… Черт-те сколько проваляешься с выпущенным
ливером, пока сдохнешь…
Удивился, как легко и непринужденно текут слова – полноте,
не было ли в роду разбойничков?
– В шкафу, слева… – прокряхтел пленник. – Забирай,
скот, только давай по-честному без зверства…
– Не сомневайся, – сказал Родион. – Слово у меня
железное. А ты себе еще заработаешь, пальчики я тебе оставляю и глазки тоже… –
упиваясь собственными репликами, звуками властного и уверенного голоса, добавил
врастяжку: – И не дергайся потом, а то придется вернуться и пасть запечатать…
И замолчал, чтобы не сболтнуть чего-то, позволившего бы
пленнику понять, что он имеет дело с дилетантами. Вошла Соня с влажным лицом,
повеселевшая.
Пошарив под платьями, Родион вытащил за длинный ремешок
довольно объемистую сумку, расстегнул «молнию» с таким ощущением, словно
вспарывал человеку горло. Запустил обе руки, поворошил кучу: легкие пакеты, где
сквозь мутный целлофан просвечивают деньги, рубли в банковской упаковке, рубли
в виде перехваченных резинками толстых стопок, серо-зеленые длинные бумажки
заокеанского происхождения, тяжелый полотняный мешочек, набитый чем-то плоским
– монеты? – еще один мешочек, на ощупь словно бы наполненный вермишелью,
вот только вермишель эта тяжеловата для обычной лапши… Пожалуй, это КАЗНА.
Именно так приличные клады и должны выглядеть…
