Не проснулся, слава богу Вокруг была явь. Серая парочка
показалась настолько жалкой, что превосходства над ней и не чувствовалось
вовсе. Не хотелось унижать себя настоящими эмоциями, направленными против них.
И он сидел чурбаном, в нужных местах взмыкивая, кивая, поддакивая.
Маялся несказанно. Судя по Сониному личику, ее обуревали те
же чувства. Оба вертелись, как на иголках. Но разгадка таилась не в томлении
тел, а в том, что они так и не потрогали руками добычу, не развернули пакеты,
не сосчитали денежки, не окинули сытым взором доставшийся так легко клад… На
стенку лезть хотелось.
Их тоскующие взгляды сталкивались все чаще – и казалось уже,
что они, подобно скрестившимся мечам, разбрасывают снопы искр, распространяют
волны чистого стального звона… В конце концов напряжение перешло пределы, за
коими его ощутили и родители. Честное слово, Родион понимал теперь, отчего
нынешняя молодежь именует предков «шнурками» и «дубами»… Постепенно серые мышки
сбились с ритма и темпа, стали заговариваться – но еще минут десять, по лицам
видно, придумывали, как бы деликатнее и непринужденнее исхитриться уйти,
оставив дочку и гостя одних в квартире.
Улетучились наконец, косноязычно бормоча что-то про живущих
в соседнем подъезде друзей, которых давным-давно пора навестить. Гора с плеч
упала, право слово. От облегчения Соня издала громкий вздох, переходящий в вой.
Полезла в сумку, вытащила купленный по дороге коньяк, налила полстакана и
ахнула от души, не закусывая. Закурила, вытянула ноги, положив их на колени
Родиону, пуская дым в потолок, пояснила:
– Ты не думай, что я всегда такая вульгарная, стоит им за
дверь юркнуть. Просто достали до последней степени… Глаза б мои не смотрели,
уши не слышали… – сузила она серые умные глаза. – Как по-твоему, можно из
этакой берлоги уйти в…
– Можно, – сказал он, нисколечко не покривив
душой. – И не туда еще уйти можно, тут и повеситься недолго… Интересно,
что они обо мне-то подумали?
– Да то и подумали, – хмыкнула она, торопливо закуривая
новую сигарету от окурка предыдущей. – «Кажется, наконец появился на
горизонте приличный, интеллигентный человек с серьезными намерениями…» Именно
так, за точность цитаты ручаюсь. А потом будут долго обсуждать, спала я с тобой
уже или еще нет. И сойдутся на простом, как мычание, тезисе – лишь бы замуж
взял… Хорошие у меня динозаврики? Рехнуться можно… Поди докажи, что в
буквальном смысле слова я с тобой еще и не спала ни единого разика, дитятко
нетронутое… Пошли?
Гангстеры неторопливо, предвкушая шейлоко-плюшкинский
оргазм, прошествовали через большую проходную комнату – Соня, держа двумя
пальцами за горлышко бутылку коньяка, колыхала бедрами с немыслимой амплитудой,
старательно и с чувством выводя мелодию из «Крестного отца»:
– Там-па-па-райра-там-па-райра-та-ра-па…
Родион, как писали в старинных театральных программках, был
«без речей» – шагал следом, не размениваясь на детские восторги, как и подобало
суровому атаману, но в глубине души умирал от любопытства, чем-то предстоящее
напоминало лотерею, хоть и давно стало ясно, что вытянули не пустышку,
неподсчитанный клад – словно бы и не клад вовсе…
Сонина комнатка была крохотная, меблированная столь же
спартански: узкая девичья кровать, книжная полка, стол и шкафик. Несколько
цветных плакатов на стене – две картины Константина Васильева, рекламная афиша
«Урги», портрет Ирины Аллегровой, пара стульев. Самая обыкновенная комната
средней студентки из небогатой семьи. Правда, на полу лежал недурной ковер, а
на столе размещался маленький телевизор «Шарп».
– Это я, понятное дело, сама купила, – мимоходом
заметила Соня, энергичным жестом прочертив воображаемую прямую меж ковром и
телевизором. – Хочешь страшную тайну? – лукаво покосилась через
плечо. – В этой девичьей светелке ни разу еще не бывали в гостях мужики.
Пацаны, правда, захаживали – еще до наступления половой зрелости.
Блюли предки чадушко… Подожди, я девичий трепет испытаю
быстренько… Кстати, нам для работы гранаты нужны?
– Вообще-то, в хозяйстве все пригодится, – задумчиво
ответил он.
– Вот и я так подумала. Твоя будущая супруга – баба
хозяйственная, милый…
Она поставила бутылку на стол, присела к шкафику, покопалась
там, старательно заслоняя спиной от Родиона рядок ящиков, обернулась, улыбаясь
во весь рот.
У него невольно встали дыбом волосы. Приняв позу античной
статуи, Соня, прижав локти к телу и отставив ладони, держала две гранаты Ф-1 –
знаменитые «лимонки», чьим прототипом некогда послужила английская граната
Миллса, зеленые рубчатые сгустки смерти. Запалы были вставлены…
– Стой, не шевелись… – прошептал он пересохшим мгновенно
ртом. Медленно, словно двигаясь под тяжестью толстого слоя воды, приблизился к
ней на цыпочках, забрал гранаты, первым делом вывинтил запалы, потом тщательно
осмотрел.
Обе гранаты были не учебные, боевые. Хорошо еще, чеки сидели
прочно, усики отогнуты надлежащим образом…
– Дура, – сказал он, ощущая ватную расслабленность в
коленках. – Сопля. Ты что же это делаешь…
– А что? – спросила она невинно. – Что-нибудь не
так? Я в армии как-то не служила…
Не углубляясь в теоретические объяснения, он осторожно
отложил верную смерть на угол стола, а запалы – на подоконник, отер пот со лба:
– Ты ж подорваться могла…
– А их так и продавали, в таком вот виде… – пожала плечиками
боевая подруга. – Спросила знакомых, у них нашлось…
Для успокоения нервов он глотнул немного из горлышка –
ничего, выветрится запашок, если не налегать особенно… Сердито спросил:
– Бонни, ты пулемета не купила?
– Он тяжелый, как черт-те что, тащить его… И испорченный,
затвора, ребята говорили, нет или чего-то вроде… И потом, зачем нам
пулемет? – ответила она вполне серьезно.
Родион покрутил головой:
– Серьезно ты к делу подходишь…
– Женщина я или кто? Должна проявить хозяйственную жилку.
Родик, я хотела как лучше…
– Ладно, проехали. – Родион переставил стулья с ковра, вмиг
расстегнул «молнию» и, взяв сумку за уголки, вывалил содержимое под ноги
напарнице. – Ну, будем подбивать итоги?
Итоги оказались ошеломляющими – для бывшего советского
инженера и бывшей студентки. Впрочем, по любым меркам хабар был таким, что его
не постыдился бы никто из основоположников жанра – от оставшихся безымянными
кроманьонских разбойничков, облегчавших купцов-одиночек на лесных тропах, до
знаменитого шантарского варнака, бывшего есаула Синелапова, засевшего в тайге
после разгрома Колчака и продержавшегося аж до тридцать девятого года, когда
его достали-таки в соседней Якутии люди Лаврентия Павловича, взбешенного
синелаповским письмом, в коем «император тайги», поздравив нового наркома
внутренних дел с назначением, опрометчиво заявил: «Феликса пережил, Менжинского
с Ягодой, Ежика перебедовал, и тебя еще провожу на пенсию…» Злые языки шептали,
что именно из-за синелаповского клада, присвоенного Лаврентием Палычем, Хрущев
и изничтожил последнего – но золотишка, мол, все равно не нашел…
