– Пожалуй, – сказал он. – Так ты имеешь в виду,
что нам к нему идти опасно?
– Такие негоции всегда опасны, – сказала Соня. – Я
просто думаю, что существует определенная вероятность… Какой-то процент надо
обязательно отводить на то, что он попытается тебя кинуть. Заплатить ниже
низкого, половину металла объявить подделкой, а то и вульгарно грабануть.
Особенно если правду говорят, что у него крыша чуточку съехала. Главное, он,
как все ему подобные, прекрасно понимает, что в милицию мы не побежим.
– Подожди, а я могу от души дать ему в рыло, если он вдруг
задергается?
– Конечно, – обнадежила Соня. – И еще как. Отмазки
просить не побежит, не тот случай. Сам будет виноват. Его проблемы.
– Тогда дело упрощается…
– Ты у нас атаман, тебе и решать, – сказала
Соня. – Я тебя не отговариваю и не подталкиваю, всего лишь пытаюсь
прилежно растолковать правила уличного движения для Искаженного Мира. Можно поехать
продавать, а можно и припрятать до лучших времен. Если продавать, то ушки
держать на макушке, а руку – возле ствола. Вот и весь сказ. Долго он не
колебался. Решительно сказал:
– Едем. То есть, сначала пойдем позвоним. Если золотишко и в
самом деле грабленое…
– Жопой чую, прости за вульгарность.
– Тогда держать его в тайниках – чревато, это тебе не купюры
без особых примет. Да и продать в Екатеринбурге будет трудновато – мы ж там
рассчитываем с самого начала записаться в приличные люди…
…Таинственный скупщик добытых неправедным путем ценностей
обитал, как оказалось, на тихой и короткой улочке имени полузабытого героя
гражданской войны матроса Чуманова, славного в узком кругу краеведов главным
образом тем, что именно он в двадцатом году по пьянке утопил в Шантаре
единственный красный бронеавтомобиль буржуазной марки «Остин» – вместе с
комиссаром полка латышом Янисом Пенисом. Суровый непьющий латыш захлебнулся, но
так и не покинул находившийся в броневике железный ящик с протоколами
партсобраний, а Чуманов выплыл – и погиб за дело рабочих и крестьян полугодом
позже (заехал спьяну в расположение семеновцев, каковые его с удовольствием и
повесили, чего бравый матрос, впрочем, так и не сумел осознать, ибо, согласно
показаниям отпущенного казаками шофера, пребывал в бесчувственном виде до
самого финала).
Улочка, собственно, состояла из десятка двухэтажных домиков
довоенной постройки, крашенных в мутно-розовый цвет. Дома, правда, были вполне
добротные – сложены из кирпича, упрятанного под толстой штукатуркой. Номера
имелись только нечетные, а вместо четных раскинулся огромный и запущенный парк
Космонавтов, куда добрые люди с наступлением сумерек носа не казали. В года
студенческие Родиону не раз доводилось и выпивать там на скамеечке, и драться с
курсантами, так что он смотрел на знакомые места чуть ностальгически. Но не
было времени предаваться умиленным воспоминаниям, оба прошли улочку из конца в
конец, что отняло минуты две (машину из осторожности оставили за поворотом, у
швейной фабрики), поднялись на второй этаж.
Дверь оказалась не железная – но вышибить плечом ее было бы
затруднительно, строители сталинских времен хлипкой прессованной фанерки не
использовали. Соня решительно позвонила. Из-за двери чуть слышно доносилась
музыка – точнее, сумбур вместо музыки, в стиле, кажется, «техно».
Ярко освещенный изнутри кружочек панорамного дверного глазка
потемнел. Разглядывали их недолго, почти сразу же клацнул несмазанный замок, и
дверь распахнулась, явив взору коротко стриженного парня в тренировочных брюках
и белой майке. Родиону он не понравился с первого взгляда, еще до того, как
разинул рот.
– Соньчик-фасончик! – радостно заорал хозяин. – Ты
что такая примороженная?
– Не ори, Витек… – недовольно бросила она, побыстрее прошла
в прихожую, увлекая за собой Родиона. – А ты с чего такой развязанный?
– С радости, – проинформировал подпольный ювелир,
небрежно защелкнув замок. – Сто лет тебя не видел, сто лет тебя не мацал…
Пошли, Софочка, на софу?
Родион ощетинился, но Соня, мимолетно похлопав его по руке,
непринужденно отмахнулась:
– Что, надоело в кулак сливать? Откуда у тебя софа, хрюндик?
– Не в софе дело, – сказал хозяин, пошатнувшись. –
Ты взгляни, места исторические, я ж тебя у этого самого стола рачком ставил,
пока мяукать не начинала, – и, будто впервые увидев Родиона, но ничуть не
удивившись явлению рядом с собой постороннего лица, продолжал без перехода: –
Ставлю это я ее рачком, братила, под нос на стол – стакан, чтоб не скучала в
процессе…
Вполне возможно, он не врал. Родион, стиснув зубы, прошел в
большую комнату, захламленную множеством разбросанных видеокассет, одежды и
непонятных свертков в мятой газетной бумаге. Крепко попахивало то ли сухой
горелой травой, то ли непонятной химией, и Родион стал подозревать, что хозяин,
точно, под наркотой – спиртным не пахнет совершенно, но все движения странно
развинченные, с долей ненужной вычурности, зрачки сужены в точку, а речь как-то
диковинно плывет…
– Ввинтился? – уверенно спросила Соня.
– Ну малость, на два витка штопора… Это кто?
– Человек. С товаром.
– Товар – деньги, деньги – шлак… Забьешь, Софочка?
– Перебьюсь.
– А перепихнуться?
– Перебьешься. Витек, если ты не в кондиции для бизнесов,
так и спой…
– Я, соска, всегда в кондиции… Кажи товар, человек. Во всем
великолепии и в полном объеме.
Родион переглянулся с Соней, она чуть заметно кивнула. На
столе оказалась вся их сегодняшняя добыча – монеты отдельно, цепочки-кольца
отдельно, лом в своем мешочке.
– Надо же, какие вы сегодня загадочные, сколько натащили… –
Витек удивительно ловко для своего состояния расставлял на столе стеклянные
пузыречки. – Кого ломанули? Если частников, сразу поворачивайте оглобли.
Отвечаете?
– Иногородняя рыжева, браток, – наученный Соней,
осклабился Родион. – И далекая…
– Ну, главное, отвечаешь… Падайте пока, а хотите,
потрахайтесь… – Витек положил наугад выбранную цепочку на блюдце, покапал на
нее прозрачной жидкости, норовя попасть в разные места. Внимательно
присмотрелся. – Не шипит, не ползет, следовательно, не наврали, товар
надежный… Это сколько же я часов убью, чтобы каждую проверить, подумать
страшно, а делать тем более…
– Умелец… – поморщилась Соня. – Сбрось все в колбу…
– Софочка, я ж тебя не учу, как за щеку брать у пьяного
ежика… Ладно, что там колбы, я и так вижу… Торговаться будем?
– Он цену знает, – сказала Соня. – Взвешивай.
– Щас будут и весы… – Он направился в другую комнату, чуть
пошатываясь.
Соня моментально прильнула к Родиону, отчаянно зашептала в
ухо:
– Осторожней, все не по правилам идет…
