Ирина вошла неожиданно, бесшумно распахнув дверь. При всякой
их встрече она волшебным образом менялась, так что Родиону всегда приходилось делать
над собой некоторое усилие, чтобы узнать заново столь неожиданно ворвавшуюся в
его жизнь красавицу. Короткое черное платье, обнажавшее чудесные покатые плечи,
с равным успехом могло сойти и за траурный наряд, и за изыск моды. Прическа
новая, незнакомая, на шее тоненькая золотая цепочка – и больше никаких
драгоценностей. Так и пристало выглядеть королеве, когда супруг еще не опущен в
могилу…
На миг ему стало неловко – как говорить и как держаться?
Ирина, разрешив сомнения, подошла как ни в чем не бывало, легонько чмокнула в
щеку и опустилась в кресло. И словно бы сняла предназначавшуюся для оставшихся
за дверью маску – огромные синие глаза светились прежним лукавством и волей.
– Хоть бы пожалел бедную вдову, убивец… – сказала она со
знакомой ослепительной улыбкой. – Нет-нет, я не это имела в виду… – Она
отстранила жестом приподнявшегося было Родиона. – Я про… незапланированные
фигуры, снятые с доски.
– А что мне оставалось делать? – пожал он
плечами. – Этот черт вдруг кинулся в кабинет, когда я выходил…
– Да нет, все правильно. Ты просто молодец. Но вот каково
мне было охать и проливать слезу над тремя? Да еще пенсии родственникам платить
придется, жестом доброй воли… Что ты морщишься? Я чудовище?
– Да я сам не лучше.
– Значит, обойдемся без интеллигентских самокопаний, идет?
Кинулся в кабинет… Ну конечно, чутье у него было волчье. Все к лучшему в этом
лучшем из миров – теперь поставлю своего человека на освободившееся место… Мы
можем друг друга поздравить, Родик. Я наконец-то обрела полный душевный покой,
а ты – полную безнаказанность. Информация у меня точная – ни одна живая душа на
тебя не обратила внимания. Какая-то дуреха видела – но помнит лишь, что мимо
нее прошел мужчина. Ни цвета волос, ни роста, ни возраста… Интересно, каково
чувствовать себя удачливым киллером?
– А каково – хозяйкой империи?
– Ты преувеличиваешь, Родик… – Она опустила длинные ресницы,
но видно было, что реплика ей приятна. – И потом, прежде чем стану
полновластной хозяйкой, много воды утечет. Такие дела просто не делаются, не
пивной ларек принимаешь… – Она скрестила великолепные ноги, изящно прикурила
длинную коричневую сигарету. – Бог мой, а это что?
Он с солидным видом пожал плечами:
– Примитивная глушилка. Не из самых дорогих.
– Родик, ты прелесть… – Она открыла сумочку и продемонстрировала
такую же черную коробочку с рубиново светившимся глазком. – Ты, надеюсь,
не моего потайного магнитофона опасаешься?
– Конечно, нет, – сказал он искренне. – Друг на
друга нам писать было бы глупо. Просто после истории с блудной супругой я здешним
стенам не особенно доверяю.
– Правильно, – серьезно сказала она. – Всегда
найдется скотина, которой одного работодателя покажется мало. Вообще, я этот
оазис, скорее всего, навещаю в последний раз. Из осторожности. И толчком
послужила как раз история с твоей супругой, которую Эдуард свет Петрович сдал,
хотя получал от нее хорошие деньги. Предавший однажды… – Она невинно
улыбнулась. – В случае чего, если с ним возникнут проблемы, на тебя по
старой памяти можно рассчитывать? – и рассмеялась: – Все же в тебе
сохранилось здоровое высокоморальное начало – перекосился весь…
– Давай поговорим о деле, – сказал он сухо.
– Родик, ты растешь на глазах…
– Давай поговорим о деле.
– Ро-одик… Дай ты возможность много выстрадавшей женщине
хоть на миг почувствовать себя совершенно раскованной и веселой! Мне через два
часа предстоит тащиться на роскошнейшие похороны, если бы ты знал, сколько там
будет вульгарнейшей пышности и натужной скорби… Ну, не столь уж натужной –
многие из тех, кто будет провожать мое сокровище в последний путь, станут
поневоле примерять на себя столь же унылый финал… И под ложечкой будет
посасывать довольно мерзко… Бог ты мой, как надоело все, и какой прекрасной
теперь видится нищая студенческая юность… Выпьем?
– Я за рулем.
– Ладно, тогда и я не буду. Давай о деле… – Она достала из
сумочки пухлую пачку серо-зеленых бумажек, перетянутую черной резинкой. –
Держи.
– Здесь все? – солидно спросил он, взвесив пачку в
руке.
– Пока пять тысяч. Родик, я понимаю, что невероятно перед
тобой виновата… – Она подняла узкую ладонь, предупреждая его то ли удивленную,
то ли сердитую реплику, так и не сорвавшуюся с губ. – Но это все, что
удалось наскрести по сусекам.
Не скрывая раздражения, он демонстративно снял резинку,
поворошил купюры с бородатым Грантом.
– Неужели опасаешься «куклы»? – Ирина обиженно надула
губы, и в ее голосе Родиону почудилась нотка презрения.
– Да нет, смотрю просто. Мы же договаривались… Ирина подняла
глаза, потемневшие на миг:
– Родик, не надо на меня давить…
В голосе явственно прорезался металл. Пожалуй, именно так
могла держаться вышеупомянутая императрица, когда сделавший свое дело убийца
потребовал бы вместо оговоренной платы пожаловать ему еще и патент на чин
фельдмаршала. У Родиона в голове промелькнула фразочка из Дюма: «Только Елизавета
Английская и Екатерина Великая умели быть для своих фаворитов и государынями, и
любовницами». Из бархатных перчаток вдруг выскочили, прорвав тонкую ткань,
острые коготки…
Он не смутился и не поддался ее превосходству – но понял,
что Ирина тверже, чем ему раньше казалось. Впрочем, мягкая домашняя кошечка не
смогла бы хладнокровно нанять киллера и держаться сейчас столь непринужденно…
– Я на тебя ничуть не давлю, – сказал он, как можно
небрежнее пряча доллары во внутренний карман. – Но полагался всецело на
честное купеческое слово…
Ирина лукаво усмехнулась:
– Родик, демагогии ради можно напомнить, что конкретных
сроков я не называла, верно? Милый, я вовсе не собираюсь тебя, как выражаются
юнцы, прокидывать. Что обещала, то и заплачу. До последнего президентика. Но
ты, как человек серьезный, должен понимать ситуацию. В шкатулках, ящиках стола
и карманах пиджаков оказалось гораздо меньше, чем рассчитывала. Снять сейчас со
счета такие деньги буквально после убийства означает дать пищу… ну, не для
прямых обвинений, для ненужных пересудов. Иногда пересуды оказываются сильнее
обвинений… Причем, извини за цинизм, твое положение, если у тебя найдут в
кармане полсотни тысяч баксов, будет гораздо хуже моего. Мне не придется
объясняться, а вот тебе…
– Это намек? – угрюмо спросил он.
– Бог с тобой, Родик! Ты сегодня просто несносный. Трудный
день?
– Говорю же, поверил в честное купеческое слово…
– Которое никто и не собирается нарушать. Я только хочу,
чтобы ты вошел в мое положение… – Она ослепительно улыбнулась. – Родик, я
была с тобой в чем-то неискренней?
