Перешел улицу, равнодушно обогнув троицу беседовавших возле
остановки милиционеров – из рации у одного доносились неразборчивые сквозь
треск помех реплики, завернул за угол и сел в машину. Подумал, что нужно бы
поехать к Соне и договориться насчет толкового алиби, но тут же отбросил эту
идею. Все должно было обойтись и так. Зойка отправилась с подружками на
дискотеку, он предусмотрительно сказал ей, что собирается смотреть фильм по
видео, – пусть потом следователь доказывает, что дома его не было. Спал
здоровым алкогольным сном, хватив лишнего из-за бытовых сложностей: супруга
вновь работала до полуночи, скучно было сидеть одному… А пистолет через
четверть часа попадет в тайник, под кучу старых железяк…
…Приехав домой, он и в самом деле поставил французскую
комедию. Когда вернулась Зойка, никакого удивления из-за отсутствия матери не
выказала – как и он, держась со всегдашним спокойствием. В одиннадцать она
отправилась спать, а Родион решил было ради пущего правдоподобия обзвонить
парочку больниц в поисках законной супруги, но передумал. Ему шептали на ухо,
что это, наоборот, как раз и покажется подозрительным – пожалуй, в такой
ситуации ничего не ведающему, но злому до предела мужу стоит хватить пару
стаканчиков и завалиться спать. А утром поскандалить вдоволь – должна же она
утром вернуться?!
Зойка поутру удивлялась, но не особенно. Предположила вслух,
что мама, должно быть, вынуждена была по неотложной необходимости поехать в
Манск, на радиозавод, – такое уже случалось, звонить было некогда… Однако
Родион перехватил в зеркале вполне женский взгляд дочки – быстрый,
всепонимающий, насмешливый. Неужели знала или догадывалась? В самом деле, почти
взрослая девушка, что-то соображает. Все бы ничего, но эта насмешка во взгляде
– мимолетная улыбочка посвященной во взрослые тайны и проблемы полусозревшей
соплюшки, исполненная даже не иронии в адрес конкретного человека, то бишь
недотепы-папочки, а извечной женской солидарности, которую дочери праматери
познают еще в колыбели…
В восемь двадцать пять раздался короткий звонок. Родион,
ожидавший его, кинулся к двери опрометью, как и полагалось в его ситуации
разъяренному, перенервничавшему мужу.
Это был не милиционер, а, как он и ожидал, белобрысый
молодой здоровяк в приличном костюме и при галстуке – Ликин шофер, он же
телохранитель и мальчик на побегушках. Родион решительно не помнил, как его
зовут, хотя Лика и говорила.
– Простите, можно Анжелику Сергеевну? – вежливо спросил
белобрысый холуй.
Перекосившись должным образом от нешуточного удивления,
Родион помолчал немного и агрессивно бросил:
– Вам, по-моему, виднее, где она может быть…
– Простите? – Холуенок был невозмутим.
– Домой она со вчерашнего дня не возвращалась, – сказал
Родион. – Ясно?
– Вы серьезно?
– Серьезно! – рявкнул Родион с видом доведенного до
белого каления подкаблучника. – Как уехала вчера утром с вами, так и не
появлялась! Если встретите, будьте так любезны передать: могла бы хоть
позвонить… – и шутовски расшаркался: – Я, конечно, в меру своего убогого
разумения понимаю, что такое бизнесменские хлопоты, однако звякнуть могла бы –
или вам поручить, в конце концов… Всего хорошего! – и решительно захлопнул
дверь перед носом опешившего холуя.
Тот не стал звонить вторично – затопотал вниз по лестнице.
Выглянув в окно, Родион разглядел, что белобрысый, сидя за рулем сверкающего
БМВ, что-то с озабоченным видом талдычит в трубку радиотелефона. Выслушав
короткий ответ, отложил телефон и выехал со двора. Родион довольно ухмыльнулся
вслед – каша заваривалась…
Минут через сорок позвонила Ликина секретарша, изъяснявшаяся
вежливо и чуточку виновато. Узнав, что госпожа Раскатникова дома так и не
появлялась, вовсе уж медовым голоском попросила немедленно ей позвонить, если
все-таки появится, – и повесила трубку, забыв попрощаться.
Родион налил себе стопочку коньяку. Муравейник закопошился.
В отличие от него, супруга г-на Толмачева, идеального семьянина и заботливого
отца, всю ночь, скорее всего, висела на телефоне, обзванивая отделения «Скорой
помощи», больницы и морги. Ликины коллеги, из тех, кто прекрасно осведомлен о
ее отношениях с Толмачевым, рано или поздно сопоставят кое-какие фактики, а там
кто-то непременно выломает дверь под номером 415… Ну да, личная машина
Толмачева осталась на Каландаришвили, должны же сообразить…
Без «Зауэра», из предосторожности оставленного в тайнике,
Родион чувствовал себя то ли голым, то ли осиротевшим. А вот без Лики –
помолодевшим, говоря высоким штилем, стоявшим на пороге новой жизни, где
найдется место и Зойке, и Соне, и много чему хорошему…
Правда, этой ночью белоснежный кошмар повторился с завидной
непреложностью, но Родион как-то успел с ним свыкнуться.
…Раскачались господа бизнесмены довольно поздненько. А
может, первую скрипку тут играла милиция. Как бы там ни было, второй звонок в
дверь раздался лишь в половине второго. Он вновь рванул в прихожую, как
призовой бегун. Главное было – не расхохотаться им в лицо…
Перед ним стояла Ликина секретарша Светочка, милое неглупое
созданьице с дипломом о высшем образовании и стройненькими ножками манекена.
Лица на ней не было – импортнейшая косметика поплыла, щеки влажные, взгляд
застывший и оторопевший. Чуть отступив влево, за ней возвышался милицейский
капитан гренадерского роста, в затемненных очках и лихо заломленном берете. На
рукаве у него красовалась эмблема РУОП – белая рысь в черном круге. Ага,
расследование с самого начала рвануло по заранее предугаданной Родионом
дорожке…
– Ну что, отыскалась пропажа? – спросил Родион все так
же агрессивно. – Какие дела?
Светочка, сдерживая слезы, кивнула в ответ на пытливый
взгляд капитана. Лицо у того преисполнилось профессионального,
казенно-привычного участия:
– Родион Петрович?
– Тридцать шесть лет Родион Петрович. – Он сбавил на
полтона ниже, как и полагалось благонамеренному гражданину при встрече с
блюстителем порядка, но показывал всем своим видом, насколько он зол и
раздражен. – В чем дело?
Капитан, на миг опустив глаза, произнес как мог мягче:
– Тут такое дело… Вам придется поехать с нами.
– Куда это? – взвился Родион. Потом «сообразил что-то»,
и, «охваченный нарастающей тревогой», подался вперед: – Случилось что-нибудь?
Лика?
Простая душа Светочка громко всхлипнула, и слезы хлынули в
три ручья. Тут и дурак обязан был догадаться. Родион шагнул к капитану и в
«полной расстроенности чувств» схватил его за рукав серого бушлата:
– Что случилось? Ее шофер приезжал на ее машине, значит, не
авария… «Да говори ты, болван, – добавил он мысленно, – а то я
непременно хохотать начну…»
Капитан, с той же участливо-очерствевшей физиономией, со
вздохом поведал:
– Родион Петрович, ваша жена погибла…
