На соседней лежанке приподнялась светлеющая во тьме голова, молодой голос обеспокоенно спросил:
– Что с тобой, конунг?
– Ничего, – стараясь дышать ровно, ответил тот. Он не мог признаться, что ему снятся дурные сны. – Что-то пить захотелось.
– Я сейчас принесу.
Арне сын Торира тут же соскользнул с лежанки и не обуваясь направился к двери. Было слышно, как он осторожно погружает деревянный ковшик в бочку с водой. Все в порядке. Все как всегда. Но почему-то Торбранд Погубитель Обетов, конунг фьяллей, уже которую ночь просыпается с чувством, что над ним нависла смертельная угроза.
…Квиттинская ведьма смеялась, запрокинув и подставив луне изломанное лицо. Но вдруг смех ее замер, руки упали, все тело застыло. Несколько мгновений она оставалась неподвижна, потом упала на колени прямо на камень, уронила голову и совершенно скрылась в потоке своих спутанных волос. Облитая слепящим лунным светом, она стала похожа на причудливый валун, одинокий на гладкой площадке вершины.
Потом из самого сердца камня вырвался короткий сдавленный звук, потом еще. Прижав ладони к лицу, ведьма Медного Леса рыдала, так же отрывисто и холодно, как недавно смеялась. Она была одна на всем свете, одна лицом к лицу со своей странной и злой судьбой.
Наутро Торбранд конунг вышел из спального покоя хмурый и усталый. «Будто всю ночь не спал, а сражался», – вполголоса заметил Хьёрлейв Изморозь. Нынешний конунг фьяллей никогда не отличался красотой, но сейчас бледность, серые тени и морщинки под глазами, тяжесть полуопущенных век, какая-то особая резкость в чертах тонкогубого, длинноносого лица стали особенно заметны и делали его на вид куда старше тридцати шести лет, прожитых на свете.
– Уж не заболел ли он? – перешептывались обитатели усадьбы Аскегорд, прикрывая рты руками. Говорить о нездоровье конунга вслух глупо и опасно: можно накликать беду на все племя.
– У него такой вид, как будто его всю ночь мара* душила! – негромко бросил Асвальд сын Кольбейна. В ожидании вестей он, как и многие другие, являлся в усадьбу конунга спозаранку.
– Жениться ему пора, вот что! – отозвался один из хирдманов*, Орм по прозвищу Великан. Он был невеликим мудрецом и именно потому уверенно давал советы кому угодно. – Тогда уж будет не до мары!
Асвальд негодующе дернул острым плечом. Орм, конечно, не хотел его задеть, но он почувствовал обиду.
Возле них остановилась одна из женщин, Люна, шедшая от курятника с корзиной яиц. На ее щеках виднелись мелкие рубцы – следы «гнилой смерти», которой два года назад переболели в Аскефьорде многие.
– Жениться! Ты что, не слышал, что он говорит? – ответила она Орму. – Конунг сказал, что не женится, пока не кончится эта война с квиттами! Потому что если он женится раньше, то Регинлейв больше не будет его защищать. А это может плохо кончиться!
– Эта война не кончится никогда, если то, что происходит сейчас, называется войной! – заметил Хьёрлейв Изморозь. – Ни одно племя не дает дани добровольно, значит, если мы хотим получать с квиттов дань, каждый год война будет начинаться заново! Клятвы в покорности – самые непрочные!
– Пора бы им вернуться! – вздохнула женщина, и все поняли, о ком она говорит. – А то нам будет нечем угощать ни богов, ни людей…
Люна оглянулась в сторону моря. Зимнего Камня отсюда не увидеть, но по вечерам солнце садилось почти над ним, а это значило, что зима совсем рядом, что пришла пора осенних жертвоприношений
[5]
. Осенние пиры после сбора урожая везде бывают самыми пышными, но в Аскефьорде все теперь иначе. Горная страна давала не слишком много хлеба, и конунги фьяллей никогда не были особенно богаты. А в последние годы, когда Торбранд конунг постоянно требовал войска, другой дани он почти не собирал. Конечно, походы на Квиттинг не оставались бесплодны, и новый конунг квиттов, Гримкель Черная Борода, однажды уже заплатил фьяллям дань. Что он даст сейчас? За данью отправился молодой Хродмар ярл*, по прозвищу Удачливый, – человек стремительный, горячий, отважный и настойчивый. Он ненавидел квиттов; никто не понимал, как ему удается сочетать эту ненависть с преданной любовью к жене-квиттинке, и Асвальд поговаривал, что у Хродмара, должно быть, две души. И ему давно пора бы вернуться…
Асвальд сын Кольбейна тоже смотрел на море. Два дня назад он вместе с Сольвейг ходил на мыс поглядеть, далеко ли от стоячего камня садится солнце. Ему было приятно вспомнить Сольвейг, но это же воспоминание разбудило досаду: почему он встречает зиму здесь, дома? Да, конечно, Ясеневый фьорд тоже нужно охранять. Но почему именно он? Разве тут мало народу? Вон, хотя бы Хьёрлейв! Человек вполне надежный…
За последнее время в Аскефьорде появилось много новых людей, и Хьёрлейв Изморозь в том числе. Два года назад, когда Торбранд конунг только задумал поход на полуостров Квиттинг, он несколько раз объезжал весь Фьялленланд, собирая войско. Многие из тех, кто ходил с ним на Квиттинг и вернулся, остались возле конунга, заменив тех, кому вернуться не довелось. Вот и Хьёрлейв оставил на родичей свою усадьбу и последние два года прожил в Аскефьорде. К тридцати годам он не совершил особо заметных подвигов, но приобрел славу человека твердого и здравомыслящего. Нос у него был заостренный и с легкой горбинкой, как у многих фьяллей, две небольшие залысины над широким лбом придавали ему вид умного человека. Щеки и подбородок покрывала легкая светлая короткая бородка, серые глаза смотрели спокойно и внимательно. Говорил он мало, но каждый раз, когда раздавался его ровный голос, все вокруг замолкали и внимательно слушали.
– Было бы неплохо, если бы какие-нибудь уважаемые люди все же посоветовали конунгу жениться, – сказал он сейчас, пока Асвальд смотрел в сторону Зимнего Камня. – Помощь валькирии* – это хорошо, но если конунг не хочет жениться до конца войны, то он может погибнуть без наследников. Если бы ты, Асвальд, или твой отец поговорили с Хравном хёльдом* или с Кари ярлом, а потом все вместе – с конунгом…
Он не окончил: Асвальд с резким неудовольствием дернул плечом, и Хьёрлейв понял: пускаться в переговоры с родами своих соперников Асвальд Сутулый не будет даже ради такого важного дела.
– Если уж конунг не хочет жениться из-за Регинлейв, то пусть бы она хоть охраняла его по ночам от мары! – с досадой произнес Асвальд, чтобы хоть что-то ответить.
Ревность валькирии-покровительницы, из-за которой женитьба конунга откладывалась на неведомый срок, злила его гораздо больше, чем всех стоящих во дворе. Тому имелись причины. По этим-то причинам он и не хотел просить поддержки у других знатных родов Аскефьорда: еще подумают, что род из Висячей Скалы сам не может справиться со своими делами!
– А если конунг не женится, то его наследником станет Эрнольв Одноглазый! – вставил прямодушный Орм. – Да возьмут меня великаны, если это не так!
Асвальд смерил его ядовито-презрительным взглядом: помолчал бы, когда рядом стоят люди поумнее! Предположение, что после Торбранда конунгом может стать его дальний родич Эрнольв ярл, было Асвальду очень неприятно.
