– Там малина есть. Немножко. Показать? – Лейкнир кивнул куда-то в сторону. На губах и даже почему-то на щеке у него виднелись багровые следы черничного сока.
– Да ну ее! – Альдона поморщилась. – Она теперь водянистая, невкусная.
– И то правда. Дай-ка… Подол разорвешь.
Лейкнир отодвинул ее, присел возле корзины и стал вправлять вылезший прут, который все цеплялся за подол ее платья. Альдона посмотрела сверху на его склоненную голову, потом сняла с его волос мелкий березовый листик – точно такого же светло-желтого цвета.
Бедный Лейкнир! Здесь, в лесу, было сыро и холодно, но так тихо, буднично и в общем хорошо. Вдали отдавались привычные гулкие удары – в Кузнечной горе кипела работа. Сегодня настала очередь Эгиля махать молотом, а Лейкнир мог отдохнуть. Альдона чувствовала бы себя совсем счастливой сейчас, если бы могла не думать о том, что их ждет. В последнее время отец стал иногда вспоминать о Хельги ярле – пора бы ему прислать обещанные подарки и самому приехать. Свадьбы не миновать. И Лейкнир опять потеряет ее, на этот раз окончательно. Добросердечная Альдона всей душой жалела его, стараясь даже не думать, как эта разлука скажется на ней самой. Выйдя замуж, ей придется привыкать к жизни в совсем другом мире, навек расстаться с родичами, со всем и всеми, к чему и к кому привыкла. Альдона не была особенно честолюбива и не думала, что положение будущей кюны вполне возместит ей все утраты. Но Лейкнир будет не самой легкой из ее потерь.
– Что ты? – Лейкнир поднял голову и заметил ее огорченное лицо. – Замерзла? Может, домой пойдем?
Альдона улыбнулась, стараясь скрыть свое расстройство, посмотрела на свои порозовевшие от холода, влажные от ягод руки.
– Да… Так холодно…
Лейкнир взял ее руки в свои и стал дышать на них, хотя тепла его рук уже вполне достаточно, чтобы ее согреть. Альдона смотрела в его спокойное, сосредоточенное на этом простом деле лицо, и в мыслях ее отдавалось: бедный Лейкнир! Он не лгал, когда обещал поддержать ради нее крышу горящего дома. Она верила, что ради нее Лейкнир готов на любое самопожертвование. Но только этого совсем не нужно. Держать горящую крышу над чьей-то головой приходится так редко – один раз в жизни, может быть, а может, и ни разу. Любовь проявляется в мелочах – в том, чтобы каждый день быть рядом и уметь подумать даже о такой ерунде, как вылезший прут корзины, цепляющий за подол. И именно сейчас Альдона поняла, что за все эти годы его преданность и ее привычка сделали Лейкнира самым близким ей на свете существом. Ближе отца и братьев… И конечно, не только в преданности и привычке дело. Что-то в нем есть такое, из-за чего он не надоел ей за эти двенадцать лет и никогда не надоест. Она привыкла подсмеиваться над ним, но по большому счету не находила в нем особых недостатков. Неглупый, добросердечный, прямодушный и смелый, Лейкнир как мужчина не заслуживал ни единого упрека. Его «телячья влюбленность», как называл это Хлодвиг, была его единственной слабостью, но именно эту слабость Альдона охотно прощала! Конечно, до блестящего, благоразумного, обученного красиво говорить и даже слагать стихи Хельги ярла Лейкниру далеко, но зато он всегда рядом и на него во всем можно положиться. За эти годы они стали частями единого целого, и если ради какого-то сына конунга им придется разлучиться, это будет все равно что разрубить живое дерево пополам, от кроны до корней. Как глупо, что она не понимала этого раньше, еще до того как два доблестных ярла явились к Золотому озеру!
Лейкнир мельком посмотрел ей в лицо, хотел что-то сказать, но промолчал. В ее глазах сияли слезы, а взгляд ее, нежный, трепетно-тревожный, сближающий, был значительнее и дороже, чем даже поцелуй. Лейкнир крепче сжал ее руки. Он тоже часто думал о том, что готовит им будущее, но не хотел тревожить ее разговорами об этом. То, что она ездила за ним в Кремнистый Склон, и то, как она после этого с ним обращалась, убедили Лейкнира, что для Альдоны их разлука будет столь же губительна, как и для него. Но это его не порадовало. Он вытерпел бы что угодно, у него нашлись бы силы для любых испытаний, если бы он знал, что этим служит ее счастью. Но если она не будет счастлива с этим Хельги ярлом…
– Я сделаю все, что ты захочешь, – тихо сказал Лейкнир.
Без долгих разговоров они поняли друг друга: и что ее мечты о будущем изменились, и что он готов на все ради ее счастья. Он имел в виду вообще все, что только можно было придумать в их положении, вплоть до побега из дома. И ничто, никакие обязанности и ничьи желания не повлияют на него, кроме ее воли.
Альдона мелко закивала, стараясь сдержать слезы. Бедный Лейкнир! Бедная я! Если бы еще знать, чего она хочет! Чтобы ее обручение с Хельги ярлом расстроилось – а как же отец? Получится, что Вигмар нарушит слово, данное Хельги ярлу, а Альдона не могла навлечь на отца такой позор. Что делать? «Я хочу всегда быть с тобой!» – она могла сказать ему только это, но путей к достижению этого простого счастья она не видела так же, как и он. Ее не зря считали умницей, но здесь ее ум ничем не мог помочь.
– Альдона! Альдона! – Размахивая палкой, к ним бежал через сосны брат Ульвиг, а за ним, отставая шагов на десять, ломился еще кто-то. – Ты где? К нам гости едут!
Альдона ахнула от ужаса, как при самом страшном известии, и крепче прижалась к Лейкниру. Воображение уже нарисовало ей то, чего она боялась: Хельги ярла с подарками и со сроком свадьбы на устах.
– Женщина! Какая-то женщина! – воодушевленно кричал Ульвиг, подбегая. – Мы ее не знаем! Мы видели с горы! Они на перевале! Человек… с полтора десятка! Половина служанок всяких, и мужчины тоже есть!
– Шестнадцать! – кричал вслед за ним догоняющий Вальгейр. – Я точно подсчитал!
– Это потому что тот дверг разорвал заклятья, и Блоса не успела наплести новых! Вот они и едут себе, как будто так и надо!
– Там женщина главная, а при ней еще такой мужик, на волка похож! Полуседой, как оборотень!
– Да разве оборотни полуседые! – Альдона отвлеклась и даже рассмеялась. Неизвестная женщина, путешествующая с полутора десятком хирдманов и челяди, не могла быть посланницей Хельги ярла. – А отец знает?
– Гейрвиг и Хьёрт побежали. И там еще с ними парни. Пойдем домой!
– Берите! – Лейкнир кивнул на корзину Альдоны, где так красиво блестела влажная черника. – Пойдем посмотрим, что это за женщина такая.
– «И он увидел, как по небу скачут девять валькирий, и одна из них была самой статной!»– принялся торжественно выкрикивать Вальгейр, стуча палкой по мокрым стволам.
Все четверо двинулись вниз по склону лесистой горы к усадьбе. Альдона старалась думать о неведомой гостье, разжигать в себе любопытство – только чтобы не сосредоточиваться на том душевном перевороте, который уже почти свершился в ней… Уже приблизился настолько, что закрывать на него глаза стало невозможно…
На глазах Альдоны снова выступили слезы, и больше у нее не нашлось сил с ними бороться. Если бы мать была жива! Она помогла бы ей, посоветовала! Ей можно было бы все рассказать и всегда быть уверенной, что ее любовь, ее ум, ее опыт найдут какой-то выход, подскажут что-то! Лейкнир поможет ей, жизнь отдаст, но принять решение она должна сама. Отец любит ее, как собственное сердце, но он не сможет ей позволить взять назад добровольно данное слово и тем навлечь позор на весь род. Выхода не находилось. Но было бы так утешительно рассказать матери обо всем, ей, которая поймет ее, так недавно понявшую саму себя. Но матери больше нет, и Альдона уже не маленькая, ей не за кого спрятаться. Ей предстоит самой встать лицом к лицу со всеми этими людьми и со своей судьбой. Пустота, которая раскрылась перед Альдоной в день смерти Рагны-Гейды, теперь снова мучила ее. И никогда этого не одолеть. Она всегда будет нужна, но ее никогда не будет рядом…
