Торбранд вынул меч. Белые камешки в глазах драконьей головы лучились ярким белым светом, по клинку пробегали синеватые отблески. Меч был налит живой теплой силой, и его неуловимая дрожь переливалась в руку Торбранда, наполняла его кровь каким-то тайным возбуждением, ужасом и восторгом, предчувствием близости чего-то необычного. Меч волновался, как человек, после долгой разлуки приближающийся к желанному родному дому. И Торбранд вспомнил, что Дракон Битвы выкован темными альвами. Значит, отсюда до их тайных троп уже недалеко.
Так пусть Черный Дракон сам решает, что здесь нужно сделать. Торбранд протянул острие клинка к камню, и Дракон Битвы сам, увлекая за собой его руку, начертил на гладкой поверхности руну «хагль» – разрыв чародейных пут. Очертания руны были совсем черными, с мелкими багровыми искрами; послышалось шипение, как если бы водой плеснули на огонь, и из трещин под камнем вырвалось и тут же спряталось тонкое пламя.
– Теперь уберите камень, – велел сзади Глитренде.
Голос его звучал задушенно; Торбранд обернулся. Проводник стоял, оцепенев, и взглядом вытаращенных глаз упирался в камень; его била сильная дрожь.
– Вот, я тут нашел… – Вперед вышел Сёльви, держа в каждой руке по железному лому. – Оддрик, поди возьми, там у наковальни еще есть.
Под камень подсунули разом четыре лома, нажали – и с натугой, с каменным скрипом валун вырвался из своего гнезда и откатился на несколько шагов, так что люди едва успели отскочить.
И тут же из черной дыры в скале вырвалось багровое пламя. Роняя ломы, фьялли отпрянули назад, закрыли лица руками. Глитренде с воплем повалился на пол, и Торбранд успел заметить, что выпущенный Бьяртиром Лохматым лом ненароком упал Глитренде на голову. Мелькнуло сожаление – кончился наш проводник! – но все мысли поглощал палящий жар из скалы. Проход был сплошь заткан багровым, отчаянно жгучим пламенем; языки его тянулись из глубины, как прикованные драконы, стремились добраться до людей и слизнуть их, поглотить, но что-то держало их в проеме лаза и не давало вырваться.
Однако и пройти было нельзя. Пятясь, закрывая лицо рукой, Торбранд по-прежнему сжимал в руке меч и вдруг ощутил, что Дракон Битв, напротив, тянет его вперед. Так уже бывало, бывало редко, только в самые трудные мгновения его жизни. В такие мгновения, когда его человеческий разум и воля отступали, человека подчинял себе меч, не знающий сомнений и страха смерти.
Повинуясь Черному Дракону, Торбранд снова сделал шаг вперед. Меч опустился и концом клинка провел по каменному полу длинную продольную черту, только одну. Черта вспыхнула голубовато-белым светом, снизу в лицо ударило свежей прохладой, отогнавшей жар. Руна «ис» на полу источала ледяной холод, и вдруг из нее потекла вода. Словно тая под жаром подгорного огня, руна, чье имя «лед», по всей длине извергала из себя потоки воды, а сама быстро бледнела. Бурный прозрачный поток устремился вниз под уклон и столкнулся с огнем. Раздалось шипение, облако пара наполнило пещеру, так что ничего не стало видно, и за белесой завесой лишь угадывалось быстро сникающее пламя. Вот оно погасло, пар понемногу рассеялся. Черная дыра в скале молчала.
– Теперь… можно… идти… – пробормотал позади задыхающийся голос.
Торбранд обернулся. Позади него стоял Глитренде, с вытаращенными глазами и встопорщенной бородой, и дышал широко открытым ртом. Торбранд бросил взгляд на его залысый лоб, потом на лежащий под ногами лом.
– Иди вперед, – тихо, но непреклонно ответил Торбранд. Вчерашние догадки подтвердились, и оставлять эту нечисть за спиной было бы глупее глупого.
Не отвечая, не взглянув даже на него, Глитренде медленно двинулся к черному лазу и, качнувшись на пороге, будто одолевая встречный ветер, шагнул внутрь. Фьялли переглядывались и вопросительно смотрели на конунга: может, не стоит? Но Торбранд выставил вперед Дракона Битвы, сверкавшего почти как растаявшая руна «ис», и, пригнувшись в низком проходе, шагнул вслед за двергом. Фьялли пошли за ним; Сёльви прихватил с собой молот, который ему так понравился – хотелось иметь в руке что-то тяжелое и надежное.
* * *
– …Ут… ут… ут… – гудело прямо над головой, и тринадцатилетний Альв, внезапно разбуженный, сильно вздрогнул и больно ударился головой о выступ каменной стены.
Да он, оказывается, спал! Вот не подумал бы, что заснет в дозоре! Хорошо, никто не видел, со стыдом мелькнуло в голове, но тут же на глаза попался факел, вставленный между камнями. Он сам его сюда вставил, когда прилег «на немножко» под этим же камнем, потому что сидеть устал, а заснуть на такой подушке вроде бы не грозило. Но факел оказался другой, не его, а побольше. Старый валялся на полу, совсем догоревший. Получается, кто-то проходил мимо и поменял факел. Альв с ужасом подумал, что этот «кто-то» видел его спящим, потом вознегодовал: что, трудно было разбудить?
– Идут! Они идут! – ухнул у него прямо над ухом чей-то чужой голос, и Альв подпрыгнул: так и казалось, что кто-то огромный и темный, без лица, стоит за выступом скалы.
– Альв! А-альв, ты спишь? Тебя тролли сожрали? – кричал издалека чей-то голос, уже простой и человеческий.
Там на далеком углу подгорного перехода, стоял Сиггейр, Альвов друг и ровесник.
– Не сплю! – заорал Альв. – Ты чего?
– Идут они, говорю! Дальше передай! В обход горы, с факелами, двенадцать человек!
Еще раз содрогнувшись, Альв перебежал чуть подальше в глубь прохода и принялся кричать вдоль стены, туда, где стояла Сиггейрова сестра Хельдис. Это придумал Лейкнир: чтобы им не бегать по неровным переходам, он расставил подростков, мальчиков и девочек, по всей длине от щели на склоне до Пещеры Черепа на таком расстоянии, чтобы они могли перекрикиваться и передавать новости.
Когда весть достигла пещеры, здесь уже почти все спали. За сутки попривыкнув, на вторую ночь беглецы устраивались гораздо спокойнее, чем вчера. День в темноте, без привычных занятий, тянулся бесконечно долго, и многие дремали, почти не поднимая головы. Зато дети весь день вдохновенно играли в «охоту на великанскую свинью». Бегая по переходам и маленьким пещеркам, они отыскали множество занятных вещей: каменных наконечников стрел и даже каменных молотов с просверленным, совершенно круглым и гладким отверстием для палки, костяных бусинок и бляшек, пластинок с процарапанными узорами. Арне посчастливилось найти целую пригоршню наконечников, ровненько обколотых, только не кремневых, а из прозрачного горного хрусталя, сероватого и белого. Одну такую штучку он подарил Альдоне, а остальные не выпускал из рук, как его ни умоляли дать хотя бы поиграть. Череп «великанской свиньи», никого больше не пугавший, безропотно сносил удары тех самых топоров и стрел, которые, как видно, уже убили зверя однажды когда-то давно, и новоявленные охотники встречали ликующими криками каждое удачное попадание. Девочки набрали среди камней костяных бусинок и ракушек, звериных зубов и клыков с просверленными дырочками, нанизали их на тесемочки и скоро красовались в невиданных и несколько жутковатых ожерельях.
– Где вы это все набрали? – ахали женщины.
