Трещины в земле все ширились и тянулись к площадке, где лежало тело Торбранда с мечом возле мертвой руки. Трещины ползли к нему, как неровные черные змеи. Хельги, сперва отскочивший, вдруг понял, чем это грозит. Он вспомнил все, что в разное время слышал об этом мече, и понял, отчего взбесился неистовый дикий дух. Отбросив свой меч и щит, он кинулся к Торбранду и схватил Дракон Битвы; меч задергался в руке, как живой, пытаясь освободиться. Дагейда уже держала его, держала сетью невидимых чар, и трещины окружали Хельги с телом Торбранда. Камни громоздились вокруг них, грозя задавить и утянуть за собой в пропасть; великаны Йорскред Оползень, Бергскред Горный Обвал, Авгрунд Пропасть – стихийные ужасы, древнейшие и неодолимые никакими силами враги человеческого рода, снова распахнули свои жадные пасти. В туманной мгле, в душных клубах каменной пыли, в грохоте камня ничего не было видно и слышно; смерть окружала со всех сторон, и Дракон Битвы вырывался из руки Хельги, извиваясь, как змея, норовя ужалить его самого.
И вдруг бурный всплеск пламенного света прорезал душную тьму. Беспорядочный грохот был перекрыт мощным ровным гулом. Он доносился со стороны Кузнечной горы, и каждый, кто смог к ней обернуться, увидел небывалое: склоны Кузнечной горы разошлись, как ворота, и из нее вырвался вверх столб яркого огненного света, доставший до самых небес. Тьма отшатнулась, как обжегшись; неистовый визг сменился беспорядочными, отрывочными воплями.
Из раскрытых склонов горы шагнула вперед огромная тень – мужчина в кольчуге, с молотом в руке. Он был ростом с высокое дерево, и вслед за ним шли еще несколько таких, и каждый держал кузнечный молот под стать исполинскому росту, отливавший ярким красным светом раскаленного железа. Первый великан ударил молотом по склону Ярнехатта, и неистовая дрожь горы и берега ослабла. Широкими шагами кузнецы разошлись по берегу, встали цепью над озером и у гор и дружно ударили молотами по склонам, по камню обрывов и по краям пропастей.
Долго мы ждали
достойной работы,
долго ковали мы
корни горы.
Молотом мощным
мы гору крепили,
силу копили
на бой кузнецы!
– громовым голосом запел первый из великанов, и все его товарищи дружно подхватили, ударяя молотами по дрожащей земле и горам:
Бей, молот молний!
Дроби чары ведьмы!
Куй Цепь для Волка
на камне горы!
В горны мы бросим
руду – кровь дракона,
руны деревьев
на уголь сожжем.
Будем клещами
держать сталь заклятья,
скуем рокот грома
с упорством ручья.
Будет меха нам
качать буйный ветер,
вихри ущелий
сталь закалят.
Песня великанов сперва была невнятно слышна сквозь грохот камня, но постепенно под ударами их молотов дрожь земли утихала, бег трещин замедлялся и совсем замирал; и вскоре песня кузнецов гремела над берегом, в лад с грохотом их работы, голоса исполинов сливались в единое целое со звонкими ударами стали о камень.
Наложим мы цепи
на гнев великанов,
дрожи, ужасайся,
весь Имира род!
Прочь, Мёркер, Токкен,
Беги, злобный Бергскред,
на пасти Авгрунда
скуем мы замок!
Готова ловушка
для злобного Волка,
готова узда
пасть земли оковать!
Сеть мы сковали
прочной на славу,
пора Хродерику
в горе отдохнуть.
Размеренный грохот молотов утих. Один за другим, допевая последнюю строфу своей песни, кузнецы вошли в Смидирберг. Пламенный свет втянулся внутрь, склоны сомкнулись. Все стало как всегда, только берег озера стал неузнаваем, заваленный каменными обломками скал и перемешанными, сорванными с вековых мест валунами. Отовсюду торчали корни и обломанные ветки кустов и деревьев, виднелись ошметки сорванного мха, блестели свежие сколы камня.
Наступила тишина, после дикого грохота она давила на уши. Люди застыли, рассеянные по берегу и по ближайшим склонам. Дрожа, каждый озирался, пытаясь понять, жив ли он и уцелел ли хоть кто-нибудь кроме него. Кое-где раздавались стоны придавленных камнями или падающими деревьями. Хельги, держа в одной руке усмиренный меч, стоял над телом Торбранда; валуны сжали их со всех сторон, и он уже взял остывающую руку, чтобы затащить тело противника на камень, чтобы не дать пропастям его сожрать, когда вдруг заметил, что все кончилось. Покрытый каменной пылью, с мечом в руке, он сам напоминал одного из богов, уцелевшего в Последней Битве.
Обе валькирии исчезли: Дева Молний выполнила обещание, и никто из людей не видел, как Регинлейв увела дух погибшего конунга.
Вигмар Лисица стоял почти на том же месте, откуда наблюдал поединок, и за его локоть цеплялся совершенно ошарашенный и оглушенный Ульвиг. Поглядев в лицо отцу, он заморгал: по щекам Вигмара медленно ползли две слезы, а взгляд был устремлен на Кузнечную гору с таким напряжением, как будто этим взглядом он поддерживал весь свой мир.
– А… – сказал Ульвиг и закашлялся.
– Я знал, – произнес Вигмар, не замечая, кто рядом с ним, обращаясь как будто к себе самому. – Я знал, что он там. Хродерик Кузнец. Что он действительно живет в нашей горе и помогает нам удерживать все то, ради чего он жил. Я знал. Сначала мы не дали его кузнице остыть, а за это теперь он поддержал нашу.
Потом его взгляд изменился, в нем заблестело живое чувство. Он увидел, как по склону Смидирберга идет, пробираясь между покореженными стволами, не кузнец-исполин, а маленькое человеческое существо, тонкая девичья фигурка, окутанная волной медно-рыжих волос. Альдона, с изумленно открытым ртом, со слезами потрясения на глазах оглядывала изуродованный берег, мешанину камня и древесных стволов, замершие фигуры людей здесь и там, и весьма напоминала ту женщину по имени Лив, что выйдет из священной рощи после Затмения богов и увидит новый мир, который ей придется заново населять. За ней шел высокий мужчина с растрепанными соломенными волосами; вот он схватил ее за плечо и придержал, чтобы не оступилась. Из-за елки выскочил мальчик, за ним еще мальчик, поменьше, и женщина с белым покрывалом на голове. Кузнечная гора, как священная роща Хродмимир, выпускала на вольный свет сбереженное человечество, как птенцов из одной большой общей скорлупы.
Альдона увидела Вигмара, застыла, прижав руки ко рту, и слезы побежали из глаз ручьями. Стряхнув руку Лейкнира, она подхватила подол и побежала вниз по склону, прыгая по камням и упавшим стволам, не боясь свернуть себе шею в этом первозданном беспорядке, со всех ног побежала навстречу своему отцу, своему богу-вседержителю, который сумеет наладить здесь новую жизнь. Наконец-то он вернулся!
* * *
Местом погребения Торбранда конунга выбрали пустынную долину ближе к Раудберге. Вигмар не хотел хоронить конунга фьяллей вблизи своей земли, считая, что его курган будет внушать страх квиттам. И фьялли не противились: это опасение льстило им, а кроме того, не заселенная людьми долина будет вечно принадлежать одному Торбранду. Все-таки он завоевал для себя эту землю, и теперь уже никто и никогда его отсюда не прогонит.
