– Миледи, я...
– Я знаю, – тихо сказала графиня-младшая. – Вам пора. Это треклятое письмо...
Он опустил взгляд, не в силах вынести отблеск муки, проявившийся в ее глазах.
– Я вернусь. Я вернусь, если вы будете ждать меня.
– Вы не вернетесь, я знаю. Как и сэр Ильдиар, вы сгинете, словно сон при утреннем пробуждении, оставив после себя лишь воспоминание, обрывочное, неясное и...
Он прервал ее слова поцелуем. Нахал – истинный рыцарь подобного бы себе никогда не позволил, но ему сейчас было плевать на этикет, он просто ее поцеловал, и она не была против...
Джеймс резко отстранился, прервав объятия. Склонил голову в поклоне, развернулся и быстро пошел к замковой двери, ведущей в парк.
Леди Инельн печально смотрела ему вслед, моля Синену ниспослать ему удачу в пути и скорое возвращение. Она смотрела, как ветер развевает рыцарский синий плащ, как трепещут серые волосы. Он так и не посмел обернуться в последний раз – просто толкнул дверь и исчез за ней.
Разбросанные в траве кованые сферы с сердцами будто насмехались над ней.
Лягушонок, наблюдавший всю сцену, печально квакнул.
15 сентября 652 года. Гортенская равнина.
Центральная часть Срединных равнин.
Владения ордена Священного Пламени
Белый замок распахнул перед сэром Джеймсом свои окостеневшие, как прикосновения покойника, и столь же холодные каменные объятия. Еще въезжая на широкий мост, ведущий к главным воротам, вассал сэра Ильдиара, как и всегда, склонил голову перед красотой и величием огромных башен из белого кирпича. Замок был выстроен на высоком холме, и его сверкающий на рассветном солнце силуэт легко можно было разглядеть в гномью подзорную трубу даже из самого Гортена. Семь круглых каменных башен выстроились, точно печальные неподвижные стражи, на краю обрыва. Их соединяли высокие стены с навесными башенками и крытыми галереями. Многоуровневые мостки и лестницы соединяли донжон и дозорные пути, кельи паладинов и трапезные. Коридоры и проходы вели к часовням и молельням, комнатам учеников-аманиров и библиотекам самой известной в королевстве Школы Меча.
Цитадель ордена Священного Пламени представляла собой необычное, с архитектурной точки зрения, для боевой крепости зрелище. Даже в наружных частях стен и башен были пробиты ниши, в которых молчаливо застыли сотни статуй – издалека создавалось впечатление, что замок весь выстроен из одних лишь скульптур. Вблизи же благодаря игре света и тени на прекрасных каменных лицах, в изгибах рук, даже в прямоте мечей казалось, что замок живой, что он дышит и движется, порой меняя очертания. Если долго глядеть на эти статуи, то можно даже увидеть, как мраморные груди вздымаются, а на лицах проступают то и дело меняющиеся эмоции. Несравненное искусство мастеров-скульпторов позволяло даже услышать едва различимый стук сотен сердец, стоило закрыть глаза, затаить дыхание и вслушаться.
Весь замок напоминал огромный величественный собор, облаченный в одеяния из колонн, пилястр, наружных ребер-полуарок аркбутанов и заостренных вытянутых аркад. Это был не храм-монах, но святой воин, облаченный в рыцарские доспехи. Глазами его служили тысячи витражных окон, украшенных венцами лепнин, барельефов и горельефов; остроконечные крыши башен и скатные – донжона и внутренних строений были выполнены из синей черепицы, не крошащейся и не тускнеющей с годами. Но самым величественным сооружением являлась тонкая, как игла, башня, цепляющая шпилем низкие облака. Под конусом ее крыши вечно горел священный огонь, а в комнате на самом верху в часы, когда того требовали положение дел и устав ордена, заседал конклав командоров. Именно туда и лежал путь сэра Джеймса.
Вассал сэра де Нота въехал в ворота, возле которых всегда стояли на страже братья-паладины в полном доспехе и при оружии. Воины приветствовали его, как это было принято у них в ордене, воспламенив на мгновение левую латную перчатку. Сэр Джеймс Доусон, в свою очередь, поприветствовал братьев.
– Sanctum et Flammos!
[8]
– Один из охранявших ворота паладинов узнал новоприбывшего. – Брат Джеймс, вас ждут в Башне! Конклав командоров заседает со вчерашнего вечера.
– Со вчерашнего? Но ведь... – Сэр Джеймс внутренне напрягся: по законам ордена, конклав не должен был начинать без него, означенного преемника великого магистра.
– Обстоятельства слишком тревожны, чтобы медлить, – пояснил встретивший его рыцарь. Джеймс наконец-то вспомнил его – это был сэр Менелас, один из странствующих братьев, по всей видимости, совсем недавно вернувшийся в замок. – Вас ждали еще вчера.
– Меня задержали в пути, – пояснил Джеймс.
Оглядевшись, он заметил на нижнем дворе, на скамьях у фонтанов, много незнакомых ему рыцарей в орденских одеяниях. Похоже, многие из братьев прервали свои странствия и вернулись в замок.
– Надеюсь, они уже на пути к Карнусу, – сказал сэр Менелас.
– Кто «они»?
– Те, кто вас задержали, брат Джеймс.
– Большей частью.
Сэр Доусон спешился и передал поводья подбежавшему сухощавому мальчишке-ученику. Парню явно не часто доводилось прислуживать в рыцарских стойлах, он как-то не слишком уверенно принял у паладина коня и неловко повел животное за собой.
«Совсем недавно и я был таким же, – пронеслась в голове мысль, – а теперь... без пяти минут великий магистр, Бансрот подери».
От перспективы занять место сэра Ильдиара Джеймс Доусон и так был далеко не в восторге. А уж теперь, после того как он встретил Инельн, в душе у молодого паладина все смешалось – он не хотел ничего другого, кроме как быть с нею. Голова у рыцаря кружилась при одной только мысли о любимой девушке, а этот ответственный пост, эта великая честь, оказанная ему сэром Ильдиаром де Нотом, он чувствовал, станет его погибелью. Он просто не мог сейчас думать ни о чем другом, кроме своей любви, а великий магистр Священного Пламени обязан направлять все без исключения помыслы лишь на благо ордена, должен денно и нощно заботиться о своих паладинах. Нет, он не сможет стать хорошим магистром, сэр Ильдиар жестоко ошибся в нем, Джеймс понимал это.
С этими мыслями паладин пересек внутренний двор замка по направлению к башне Священного Пламени, где располагался Белый Стол – место собрания конклава командоров, и ступил на первые ступени Пылающей лестницы. Лестница эта уходила не внутрь башни, а располагалась снаружи, опоясывая башню длинной спиралью. У этого узкого хода наверх была одна особенность – отсутствие перил. Каждый подъем по нему, особенно если над замком бушевал ветер, являлся вызовом храбрости восходящего, но другого доступного пути на верхушку башни не было. Неудивительно, что конклав командоров, один раз собравшись, решал все свои вопросы, не покидая башни, – преодолевать столь непростой путь лишний раз не хотелось даже храбрейшим из паладинов. Многие называли Башню маяком, ведь она, словно путеводная звезда, порой выводила на спасительную дорогу, другие, напротив, сравнивали ее с болотным огнем, который заманивает неосторожного путника в топь – в данном случае в пропасть. «Все зависит от стороны взгляда, чистоты помыслов и душевных порывов», – любили говорить паладины ордена.
