– Друг мой. Я приготовил тебе подарок, достойный всех лет, проведенных здесь. Вот он. – В моей руке появился прямой меч, который в темноте казался полупрозрачным. От зачарованной стали потянуло потусторонним холодом, лишь прибавив гробовой мерзлоты к царящей здесь обстановке.
Сидящий посреди каземата никак не отреагировал.
– Взгляни на меня, Ллар, – приказал я, и тут уж он вынужден был подчиниться.
Вейленс поднял голову. Рукой с длинными когтями он медленно убрал с лица спутанные черные волосы, обнажая горящий янтарем взгляд круглых глаз, ярко-алые, как и у собратьев, губы и идеальные черты молодого человека. Эта красивая маска для черной души не выражала абсолютно ничего, ни единой эмоции, не выдавала, казалось, ни единой мысли, в ней не заключалось никаких порывов, желаний, страстей – лишь камень безразличия и лед отчуждения.
– Я принес это тебе, – напомнил я, протягивая ему меч. – Тебе разве не интересно?
– Призраки в мечах, призраки в головах, призраки ждут, призраки снуют... снуют где-то здесь. Они снова где-то здесь... Но их здесь и нет... Они ведь призраки... призраки в мечах, призраки в головах... – Его голос походил на гул ветра в дымовой трубе, а слова казались полнейшим несвязным бредом, но я прекрасно его понял.
Он был абсолютно прав. Хоть и уловил лишь первую из двух составляющих всего проклятия этого клинка. Вторая же станет погибелью для моего старого врага...
– Ты выйдешь отсюда. – Я продолжал наблюдать за его реакцией: ничего не отразилось в ровно горящем взгляде – он не верил. – Ты выйдешь и пойдешь по следу. Ты найдешь жертву и убьешь ее...
– Собачонка бежит по следу... у нее призрачный клык и слюнявый язык... собачонка ловит запах, она кусает призрачным клыком, она слизывает кровь языком... Но тьма наш дом, собачонки нет – она растворилась во тьме. Она – часть камня, она – часть тьмы... Мы здесь, и собачонка не идет по следу, у собачонки нет призрачного клыка. Она никого не кусает. – Ллар Вейленс наклонил голову набок, прижав ухо к плечу. Безразличие перетекло в ожидание... Безумие, казалось, прочно поселилось в его сознании – ну еще бы: столько веков взаперти.
– Ты хочешь, чтобы я тебя отпустил? Иди. Ты увидишь луну. Один раз. А потом вернешься.
– Тогда призрачный меч вновь отправится на старый запыленный чердак поместья в Сен-Трени. – Впервые с самого начала разговора слова и голос Ллара Вейленса были более чем нормальными. Что примечательно, он прекрасно знал, где было найдено это утерянное оружие из прошлых времен.
– Что тебе нужно? Что ты хочешь, потомок древних Мертвецов?
– Свободу, – прошипел Ллар Вейленс.
– Возможно, – солгал я. – Если выполнишь задание.
– Мы найдем Его там, где ночь, – пообещал главный из заключенных. – Ночь подскажет нам, но взамен я хочу свободу.
– Ты свободен.
Он поднялся, а с его товарищей спали кандалы. Из крыльев с громким скрежетом сами собой вылезли гвозди, и стонущие пленники рухнули на каменный пол.
* * *
Следуя дальше на юг, Мертингер старался избегать городов и оживленных трактов, не чувствуя даже малейшего желания лишний раз общаться с людьми. Сар-Итиад надолго отвадил его от подобных изысканий. Поэтому эльф выбирал малые лесные тропы и обходные дороги вдали от населенных мест, благо потерять направление не боялся – за тысячи лет ни один эльф еще не заблудился в лесу, в отличие от людей.
Вот и сейчас он пробирался верхом по старой заросшей дороге, пролегающей через лесные заросли. Уже вечерело, когда впереди показалась длинная вереница повозок и фургончиков.
– Проклятие, – прошептал Мертингер. – И здесь люди...
Кибитки, похожие на дома на колесах, с тканью, растянутой на каркасах, или же сколоченные из дерева, с настоящими дверями и крышами, небыстро продвигались на юг, скрипя колесами. Лошади в упряжках иногда лениво ржали, будто переговариваясь. Также в процессии было множество пеших людей: мужчины в высоких шляпах с отогнутыми полями, закутанные в старые плащи, более походившие на лоскутные покрывала, женщины в цветастых коричневатых и красных платьях и дети – десятки детей-оборванцев. Похожих на... Нет! Мертингер сжал зубы – не вспоминать маленького сар-итиадца, не вспоминать...
Каждый в этом странном караване что-то вез на тележке или нес в мешке за плечами. Одни странники волокли передвижные кузницы, другие – клетки с маленькими птицами: жаворонками и дроздами. Создавалось впечатление, будто целая деревня вдруг встала с насиженного места и решила перекочевать куда-нибудь прочь. И все же было нечто необычное во всех этих людях: чем-то они никак не желали походить на ронстрадцев, виденных Мертингером ранее. Быть может, смуглостью лиц, а может, и некоторой дикостью взгляда, но скорее всего – незнакомым картавым наречием.
Своры разномастных собак волочились за повозками. Эльф увидел даже двух медведей, молчаливо бредущих на веревке следом за последним передвижным домом.
Над процессией в воздухе смешивались громкие перебранки, плач грудных детей, слова песен и звуки музыки. Эльф увидел одного из здешних менестрелей. Человек в расшитом зеленом кафтане, свесив ноги и едва не цепляя каблуками грязную дорогу, сидел на запятках одного из фургончиков и играл на странном инструменте, имеющем некоторое сходство с лютней, но не в пример изящнее. Он держал его у плеча, прижав подбородком, и при этом водил по струнам длинной тонкой тростью. Извлекаемые звуки походили одновременно и на плач, и на смех, в них слышались и треск огня, и бурление кипящей воды в котелке, и подвывания порывистого ветра. Вот уж воистину невидаль!
Эта музыка скорее понравилась эльфу, чем нет, но он не хотел задерживаться среди людей даже на лишнее мгновение, поэтому тут же тронул каблуками бока Когтя, заставив его перейти с неторопливого аллюра на рысь. Мертингер хотел как можно скорее миновать процессию, и конь понесся вперед, обгоняя телеги.
Он уже почти проскочил караван, когда с изрядной толикой досады ему все-таки пришлось остановить скакуна. С какой-то телеги слетело колесо, и дорога оказалась перегорожена. Весь караван встал. Несколько мужчин принялись при помощи подпорок поднимать накренившуюся кибитку под громкие, но явно излишние советы восседающей на козлах старухи, всем своим видом напоминающей истинную ведьму. Наставляя молодых, женщина жонглировала гадальными картами, и те, словно по волшебству, летали и вились вокруг нее, будто птички. Мужчины пыхтели от натуги, но больше их, казалось, раздражали увещевания излишне болтливой старухи.
– Мил человек, далеко ли путь держишь? – вдруг раздалось с ближайшего фургончика, обтянутого темно-зеленой тканью и запряженного двумя выносливыми лошадьми серой масти.
Мертингер обернулся к говорившему. Им оказался человек столь же старый, как вещий ворон. Тем не менее он уверенно сидел на козлах и довольно резво махал кнутом, отгоняя от вставших лошадей назойливых слепней. У старика было изъеденное морщинами смуглое лицо и длинные белые волосы, доходящие до груди. В ушах торчали серьги в виде золотых птиц. Облик дополняла седая борода и столь же седые свисающие усы. Одет старый человек был в кожаную безрукавку и простые широкие штаны, заправленные в высокие сапоги. Чем-то он напомнил Мертингеру торговца, продавшего ему коня в Сар-Итиаде.
