Эльф не спешил отвечать.
– Уважь старика хоть парой слов, путник! – Возничий хитро улыбнулся, заметив, что незнакомец собирается молчать, а после – взять и проехать мимо. Странно, но этот мягкий голос как будто гладил по голове, успокаивал и слегка даже усыплял.
Эльф насторожился – он очень подозрительно относился к тем, кто прекрасно владеет самым опасным из всех видов оружия – языком. И все же нельзя было не признать, что у бродяги обаяния было не в пример больше, чем имущества, и он сразу располагал к себе. Мертингер подвел Когтя ближе, поравнявшись с темно-зеленым фургоном.
– Да пребудет свет и тепло в вашем Доме, – вежливо поприветствовал незнакомца эльф.
– Что правда, то правда! – захохотал старик. – Дом мой всегда со мной, – он ткнул через плечо в кибитку, – и света там хоть отбавляй, благо крыша протекает! Но теплом-то Дебьянд пока не обделяет, хвала ему за это! Верно говорю, Схара?
Из фургона донеслась громкая женская брань; из великого множества выразительных слов, сдобренных яркими эмоциями и недвусмысленной интонацией, можно было понять, что женщина думает по поводу этих самых дыр в крыше и подобных отверстий в кое-чьей голове.
– Спутница моя на тракте жизни, – прищурившись, улыбнулся старик, посмотрев на эльфа. – Молодая еще, глупая, шестой десяток всего пошел.
– Я те покажу глупая! – раздалось сзади, и полог откинулся, явив морщинистое женское лицо, в прошлом, должно быть, не лишенное красоты. Супруга старика была облачена в пурпурное платье, а на голове ее был такой же платок с перьями. – Ща скалкой тебя откатаю, негодяй! Ишь, молодую нашел!
– А что, старая, что ли? – хохотнул старик. – Раз старая, значит, пора мне помоложе найти! Я ж еще женишок хоть куда, только выйду в поле да свистну...
Старик не договорил – пришлось резко пригнуться, чтобы брошенная сковорода пролетела мимо, при этом он даже успел подхватить увесистую утварь рукой – не пропадать же добру!
– Да не шуми ты! – проворчал он, обернувшись к жене и пряча сковороду себе под ноги. – Не видишь, гость у меня! – Он кивнул на Мертингера, наблюдавшего всю перепалку с безопасного расстояния. – Как вас звать-величать-то, мил-человек?
– Митлонд, – представился эльф своим людским именем. – Вестовой королевской службы.
– Вы, юный Митлонд, этого болтуна не слушайте, – уже остыв, посоветовала старуха, – язык у него что помело.
– А у тебя что? Парча расшитая али кошель с алмазами? – не остался в долгу муж. – По мне, так флюгер, как ветер подует, так и крутится, скрипя, скрипя, скрипя... Или монисто – все бренчит, бренчит, не умолкнет... Скрипишь да бренчишь только, эх, знал бы я это сорок лет назад, взял бы коня лихого, ножи – на перевязь, котомку, и ать – на тракт, только меня и видели!
– Помечтай. Грезы-то, они посытнее ужина будут. Может, ими и наешься, старый? – Женщина фыркнула, скрывшись внутри фургона.
– Пошла искать, чем бы еще в меня швырнуть, – пояснил старик, задиристо усмехаясь. – Вы, господин хороший, рядом-то сядьте, тогда ей стыдно швыряться-то будет, и мне веселее – со спутником завсегда есть о чем поговорить.
– Мне верхом привычнее.
– Да оно и видно, что вы человек военный, – прищурился старик, – опять же шрамы эти, да и конь у вас непростой. Уж я-то в конях разбираюсь, – тут он внезапно замолчал, как будто вспомнив о чем-то. – Ах, да! Я же вам имени своего еще не назвал! Карэм я, а по батюшке Марлен. Из Гнеппе-Карве мы, рода Дороги и Гвоздя. Зовемся так потому, что гвоздарством промышляем... Лучше мастеров по ковке гвоздей не сыщете. Мы и каблучные делаем, и гробовые, и корабельные даже...
Старик умолк и как-то даже сник, представившись. Почему-то эльфу показалось, что его собеседник совсем не это хотел сказать, но в последний момент почему-то передумал.
Вскоре колесо на ведьмину кибитку было надето, закреплено, и вся процессия вновь собралась в путь. Движение по дороге продолжилось. Фургончик снова начал тихо поскрипывать в такт неторопливому цоканью лошадиных копыт. Где-то во главе колонны таких же кибиток звучно прокричал чей-то голос, где-то сзади заплакал ребенок. Коготь нетерпеливо фыркнул – общество собратьев ему претило, и он хотел поскорее оказаться на пустой дороге.
Уже начало смеркаться, и люди из каравана зажгли огонь. А если точнее – огни. Фонари, можно было подумать, были повсюду: и на крышах фургончиков, и на передках, и на запятках, даже с конских оглобель свисали. Пешие несли факелы, дети жгли лучины. Мертингеру показалось, что вся процессия стала напоминать яркий костер с наброшенным на него дырявым плащом, который не в силах его потушить, но не может и сам воспламениться. А из прорех наружу льется желтый свет. В подступающей ночной тьме мало что можно было разглядеть, лишь какие-то отрывки, подсвеченные огнем. В едущем перед кибиткой Карэма фургончике с плоской крышей была открыта задняя дверка, и там, под нависающий фонарем, сидела молодая женщина, штопающая кафтан... нет, – Мертингер пригляделся – сразу три кафтана: один большой, мужской, и два маленьких. И то, как именно она латала одежду, не могло не вызвать удивления. Женщина лишь придерживала заплаты, а три иглы сами собой, без какой бы то ни было помощи, делали свое дело, впиваясь острыми носами в грубую ткань.
Подле обочины мельтешили дети. Они веселились и играли в какую-то свою игру, бегая меж деревьев и перебрасывая друг другу огненно-красные угольки. Немного в стороне от кибитки Карэма вышагивал птицелов в плаще из разномастных перьев: от лебединых до вороньих. На ремнях через плечи у него висели клетки с зябликами и маленькими желтыми флави, похожими на канареек. Птички наперебой что-то пели, а человек им отвечал. Никто не обращал на него внимания, привычно считая его безумцем или то, что он понимает птичий язык и может на нем говорить, – вполне обыденным делом.
– Чинк вьюк-вьюк лилик ми уиии... – прозвучала трель какого-то зяблика.
– Бьюз кик л’ьари ми криии... Пики-уик ки ли уиии, – ответил человек.
Птицы все, как одна, залились веселым свистом и щебетом, точно расхохотались.
Дорога теперь была свободна, ведь кибитки двигались по одной в ряд, но Мертингер отчего-то не спешил покидать караван. То ли он хотел поговорить с кажущимся столь умным стариком, то ли просто не желал вновь оставаться один. Странное новое чувство поселилось в нем вдруг. Что это с ним?! Ведь раньше одиночество всегда было его верным спутником.
Некоторое время они ехали молча. Вопреки ожиданиям Карэма, супруга его так и не появилась из фургона с очередной сковородой в руках.
– Вы говорили о моем коне, – вспомнил замешательство старика Мертингер. – Он вам кого-то напомнил, так?
– Ну, почему сразу так и напомнил? – вопросом на вопрос ответил Карэм. – Мы, ар-ка, многое знаем о лошадях. Да и кто лучше нас знает-то?
– Ар-ка? – удивился эльф. – Я никогда не слышал...
– О нашем народе? Так и народ-то маленький, не чета другим. – Человек улыбнулся. – Крепостей не строим, войн не ведем. Кто ж помнить-то будет? Странный ты человек, нас ведь еще цыганами кличут. Как, не слыхал? – с надеждой в голосе спросил старик.
