В общем-то, довольно чудной народ эти цыгане, как понял Мертингер. Они многое переняли, как ни странно, от его соплеменников-эльфов, ведь в прошлом долгие странствия не раз приводили таборы даже в сам Кайнт-Конкр. Правда, случалось это еще до того, как эльфы вырастили свой сторожевой лес Хоэр за Лесным кряжем. Теперь ворота в Конкр наглухо закрылись от посторонних глаз, но ар-ка ничего не забывают...
* * *
Карэм замолчал, заметив приближающиеся к ним фигуры. Когда двое людей подошли достаточно, чтобы можно было различить лица, губы старика расплылись в счастливой улыбке.
– Мартин, Варэ, садитесь к нам! – поприветствовал их цыган. – Схара! Где тебя гхарны носят?! – прокричал он в направлении фургона. – Сыновья пожаловали!
Сыновьям Карэма и Схары было уже лет по двадцать пять – тридцать. Первый, Мартин, оказался высоким и худым мужчиной с пронзительными карими глазами и аккуратной черной бородкой, как, по словам старика, у отца в молодости. Второй, Варэ, был его полной противоположностью: коренастый, с лохматой окладистой бородой, походивший скорее на гнома, чем на человека. Но при этом в обоих братьях легко читались черты отца: нос с горбинкой, плотно поджатые губы и хитрый, слегка прищуренный взгляд. Оба были гвоздарями: ковали гвозди, скобы, подковы.
– Доброго пути, отец. – Мартин, как старший, поздоровался первым, затем присел рядом у костра.
– Доброго пути, – повторил Варэ.
– И вам доброго пути, сыновья, – как полагается, ответил Карэм. – Сегодня у меня радость: хороший гость издалека и два родных сына сидят у моего очага. Познакомьтесь, дети мои, это Мертингер, странник с востока, такой же скиталец, как и мы.
Мужчины уважительно кивнули эльфу. Тот, не зная, как, согласно традициям, полагается вести себя гостю, просто кивнул в ответ. Судя по всему, угадал, так как цыгане восприняли это как должное. Да и представление его Карэмом как «скитальца» свидетельствовало о значительном уважении, впрочем, эльф этих тонкостей не мог знать.
– Был ли ваш путь свободен и светел, дорогой Мертингер? – спросил Мартин.
– По-разному, – отозвался эльф.
– Да облегчит вашу дорогу Ветрокрылая Аллайан, – сказал Варэ.
– Вы почитаете Деву Небес? – удивился Мертингер. – Я не встречал еще народа, который взял бы ветреную богиню себе в покровители. Куда чаще поклоняются Синене или же Хранну.
– Тиену тоже мало кто почитает. – Карэм улыбнулся, заставив эльфа вздрогнуть. – Мы славим непостоянство Аллайан как все, что течет и меняется в этом мире, но вместе с тем остается неизменным. Народ ар-ка остается собой, несмотря на все перипетии дорог.
– В твоих словах звучит вековая мудрость, – согласился Мертингер, – но боги не правят нами. Они лишь направляют нас, все остальное смертные совершают сами. Ваш народ хранит верность традициям предков, как и мой.
– Традиции значат много, но чистота душ и помыслов куда сильнее колеблют божественные весы, – ответил Карэм. – Не удивляйся, друг мой, слыша от меня такие слова. В свое время я был рошай, служителем Аллайан, но с возрастом оставил служение более молодым. Богиня все время требует перемен, а я стал слишком закостеневшим и старым...
Молодые цыгане слушали молча, не смея встревать в беседу отца с незнакомым гостем, чье лицо было изуродовано страшными шрамами. Не перебивать старших было еще одной традицией, а уж традиции ар-ка чтили во всех проявлениях.
– Но что это мы все о высших сущностях, когда похлебка выкипает! – спохватился Карэм и принялся торопливо размешивать свое варево деревянной ложкой и сыпать туда какие-то специи из резного туеска, затем долил воды из бочонка до самых краев. – Да и сыновья мои, поди, не просто так пришли, чует мое сердце...
– Отец! – укоризненно начал Варэ. – Мы проведать тебя зашли...
– А-а-а, не вам меня стыдить, – возразил старик. – У вас же на лицах все написано-то... Не смотрите, что у меня гость, говорите, как на духу. Гость мой из краев далеких, ему ваши тайны ни к чему, все между нами останется. Говорите! – приказал сыновьям Карэм.
– Прав ты, отец, как и всегда, – склонил голову Мартин, – да что мы супротив ума твоего. Понаделали дел, теперь за советом пришли, как уж есть. Рассуди, не обессудь.
Старик продолжал медленно помешивать ложкой в котелке, не поднимая взгляда на сыновей.
– Эх, Мертингер, попробуешь цыганской сасы, ввек не забудешь! Саса – это баранья похлебка с чесноком, готовить сасу должен уметь каждый мужчина, потому что только мужчина способен приготовить ее как полагается...
– Сказала бы я, что там тебе полагается, да при госте неудобно, – раздался рядом сварливый женский голос. Схара подошла к костру и уперла руки в бока. – Как ужин ему подай, так лучше жены не готовит никто, а как перед гостем хвалиться, так жена и готовить не умеет! Смотри, посидишь у меня недельку на коже с сапог, сточишь последние зубы, – грозно добавила женщина, затем обернулась к сыновьям. – Мартин, Варэ! Совсем мать забыли, не захаживаете!
– Как можно, дае, – смутился Варэ.
– Вот видишь, пришли же! – добавил Мартин.
– Вы не ко мне, а к отцу пришли, что ж у меня, ушей нету? – высказала сыновьям Схара. – Эх, не любите вы свою дае. Ладно, общайтесь, мне ваши мужицкие разговоры не впрок. Пойду, побренчу пока с Ненно ма-Тири. Как саса сготовится, позовете... – Развернувшись на каблуках, цыганка направилась к костру ведьмы, расположенному на отшибе.
Провожая уходящую жену взглядом, Карэм сказал:
– Ишь, уши-то длинные, все слышит. Но на то и жена, чтобы мужа поправить, если чего. – Старик повернулся к эльфу и шепнул: – Она у меня злато и серебро, все понимает, как женился – ни разу не пожалел. Столько вместе прожили, столько натерпелись...
– Отец! – напомнил Варэ.
– Тут я, – отозвался Карэм, – пока саса варится, рассказывайте, чего там у вас стряслось, да правду одну – через игольное ушко проверю.
– Дело такое, отец, – начал Мартин, – полюбили мы с братом оба одну чайори
[13]
, Арину. Никто другому уступать не желает. Дважды подрались уже. Сами понимаем, что негоже поступать так, а ничего поделать не можем.
– Все так, – подтвердил Варэ, – и неважно, что я младше Мартина, мне уже двадцать шесть лет, и уступать брату не стану. Люблю Арину Черноокую, больше жизни люблю.
– И ты? – Карэм внимательно посмотрел на Мартина.
– Все, что есть, готов за нее отдать, – подтвердил старший сын.
– А она что? – спросил отец.
– Да не поймешь ее! – в сердцах сказал Мартин. – То со мной гуляет, то с братом. Как будто рассорить нас хочет или посмотреть, кто из нас над другим верх возьмет. Я ж ее напрямую спросил, а она все на смех перевела!
– Как бы чего худого не вышло, – добавил Варэ. – У Мартина больно характер горячий...
