В прихожей явственно попахивало деньгами – но не
шальными или запредельными, впрочем. По сравнению с ее собственной квартиркой
хоромы были невероятно роскошными, зато масса новоруссов наверняка презрительно
покривила бы губы, лишний раз сработав на авторитет Эйнштейна…
Мимоходом водрузив на вешалку шапку, вошла в комнату с
высоченным потолком, где не заметила никакого беспорядка. Только пустая
деревянная шкатулка солидных размеров валялась на ковре, и ее со всех сторон
сосредоточенно обстреливал «блицем» незнакомый фотограф. Судя по тому, как он
старался, шкатулка с распахнутой крышкой то ли играла невероятно важную роль в
происшедшем, то ли была единственным осязаемым следом происшедшего (не считая
трупа, понятно). Второе вероятнее.
Еще двое оперативников, знакомые (один из Славкиной группы,
второй – прокурорский), бродили вдоль стен, явно приглядываясь, с чего
сподручнее начинать обыск. За ними со страдальческим видом наблюдала пара
средних лет, в которой и не особенно наметанный глаз с ходу бы определил
соседей-понятых. Вид у парочки полностью соответствовал недешевому гнездышку –
английский лорд с супругой, застигнутые непогодой и вынужденные коротать ночь в
таверне для простонародья…
Дверь в другую комнату плотно прикрыта, но оттуда все же
слышен возбужденный мужской голос.
– Где? – громко спросила Даша, поприветствовав
всех кивком и таковые же получив в ответ.
Ей показали на дверь в кухню. Славкин оперативник добавил:
– И Чегодаев, и Лазаревич.
Даже Лазаревича приволокли, надо же… Определенно – головная
боль…
На стенах Даша узрела несколько ярких картин и плакатов –
невозможно было их не заметить, издали бросались в глаза химической яркостью
колеров, – но не было пока времени на праздное любопытство. Она торопливо
прошла на кухню, где клубился сигаретный дым, нехотя выползая в распахнутую
форточку, поскольку смолили все четверо присутствовавших там индивидуумов:
Чегодаев из прокуратуры, престарелый судмедэксперт Илья Лазаревич,
привлекавшийся в особо важных случаях, и двое мрачных амбалов в грязно-белых
халатах – конечно же, санитары.
Даша приятно улыбнулась Чегодаеву. В прошлом году она имела
в его кабинете тягостную беседу, до самого конца не зная, уйдет свободно или ее
выведут под конвоем, но особого зла на прокуратора не держала. Все они были из
той псарни, где собачки собраны исключительно кусачие…
– Труп не трогали? – спросила Даша с ходу.
– Ждали вас, Дарья Андреевна, – облегченно
вздохнул Чегодаев. – В последний раз, на деле Митрохина, ваши люди
устроили чуть ли не истерику из-за нарушения ложа трупа… Илья Лазаревич лишь
легонько пальпировал затылок, не меняя положения тела… У вас нет претензий?
– Никаких, – сказала Даша.
Невооруженным глазом видно, что Чегодай пребывал в самом что
ни на есть мерзейшем настроении. Ну и ладно. Даша не собиралась устраивать
мелкую склоку. Она молча повернулась, вышла, пытаясь на ходу угадать, какая из
двух бледно-кремовых дверей ведет в ванную.
– Левая, – подсказал Чегодаев, нетерпеливо дыша в
спину.
Подметив, что свидетели-понятые непроизвольно отвернулись,
Даша потянула дверь, не испытав ни малейших эмоций.
– Разумеется, прежде чем Илья Лазаревич немного
осмотрелся, труп сфотографировали, – сказал Чегодаев.
– Высший пилотаж, конечно… – пробурчала Даша под
нос, озираясь.
Тот редкий случай, когда нарушить ложе трупа при всем
желании трудновато, потому что этим ложем стала белоснежная ванна, а видимых
повреждений на теле мертвой женщины не видно.
Даша наклонилась. Очень светлая, определенно крашеная
блондинка лежала на спине в позе почти что непринужденной, вот только правая
рука нелепо подогнута. Лицо совершенно спокойное, уже стянуто той не
определимой словами маской, которая позволяет понимающим людям кое-что
определить с ходу, не прикасаясь… Но для порядка Даша все же коснулась холодной
руки. Выпрямилась:
– Часов несколько, господа мои, а?
– Пять-шесть как минимум. – Сухонький старичок
Илья Лазаревич решительно протиснулся мимо Даши, попытался приподнять согнутую
руку блондинки. – А то и поболе, определенно поболе, ежели вы старого
еврея держите за эксперта, а не последнего одесского поца…
Даша мгновенно насторожилась. Бывший одессит, изъяснявшийся
по-русски лучше и красивее ее самой, в одном-единственном случае начинал
шпрехать классическим одесским говорком: когда дело было крайне серьезное и то,
что представало взору, решительно расходилось с профессиональным опытом старого
эскулапа.
– Как все было? – спросила Даша, слегка
сощурившись – белейшая ванная (лишь кое-где кафельные плитки тронуты
бледно-золотистым узором) резала глаз. Мелькнула этакая
цинично-сюрреалистическая мысль: именно в эту ванную самым эстетичнейшим
образом вписывался труп белокожей блондинки. Впрочем, всяк мог наглядно
убедиться, что родилась блондинка рыжей, но это уже детали…
– Трубы проржавели, – сказал Чегодаев. –
Часов в двенадцать дня в квартире снизу начал протекать потолок. Тамошние
жильцы часа два пытались достучаться, примерно в четырнадцать двадцать приехал
гражданин Гуреев, закончилось все вызовом участкового и вскрытием квартиры…
– Это я уже знаю, – сказала Даша. – Из ванны
протекало? Пробки в сливе не вижу…
– Нет, текло в раковину.
– А предварительные версии?
– Видите мыло в ванне?
– Где?
– Во-он, краешек виднеется из-под левого бедра…
– А, да…
– Определенно была пьяна, запашок уловите, если поближе
нагнетесь. Даже не пьяна – похмельный такой запашок, перегоревший.
В кухне на столе бутылка вина. Откупорила, приложилась как
следует прямо из горлышка и полезла в ванную, разбрасывая одежду как попало.
Пустила воду в раковину, залезла в ванну, поскользнулась на куске мыла… Перелом
шейных позвонков. Случается.
– Случается, – эхом повторила Даша, озираясь. В
самом деле, на полу полный набор – трусики, платье, колготки… Вино плещется в
голове, нога подвернулась, затылком о край ванны – вещь житейская. С
лицами обоего пола случается. Правда, иные умельцы шейные позвонки и ребром
ладони ломают.
Она вновь взглянула в кукольное мертвое личико, отчего-то
неуловимо знакомое. Встречались вживе? Или все же – известная персона?
Чертовски на кого-то похожа, вот только на кого?
– Значит, бытовая травма? – спросила Даша, прикрыв
дверь перед носом нетерпеливо топтавшихся санитаров. – Отчего же тогда
милейший Илья Лазаревич так старательно изображает джентльмена с Ланжерона?
