Кажется, удалось. Правда, мужская психология неизменна и
просчитывается наперед: Федя, несмотря на некую ошалелость, все же не смог скрыть
этакое легкое самодовольство, идущее прямиком от Адама. Даша, однако, смолчала,
резонно решив, что всегда успеет поставить на место деревенского богатыря.
Накормив и напоив, со всей тактичностью взялась
выпроваживать, сказав чистую правду о куче предстоящих дел.
Ключ звонко провернулся в замке, когда Федя уже брался за
головку замка.
– Полное спокойствие, – сказала Даша. – Не от
школьницы ускользаешь утренней порой…
Она чуть отступила, и в прихожую ввалился загулявший
родитель, отставной милицейский майор, невысокий и крепенький, как гриб
боровик. Как любой на его месте, малость опешил, нос к носу столкнувшись с
парочкой. Даша преспокойно сказала:
– Надо же, в одной прихожей негаданно столкнулись два
майора – сюрреализм… Федя, это папа, папа, это Федя… вы вроде бы уже друг другу
были представлены, помнится? Федя – моя личная жизнь, что следует принимать
столь же философски, как радугу и снег. – Запахнула халат поплотнее, чтобы
не так бросались в глаза имевшиеся пониже шеи следы неподдельного проявления
чувств. – Иди лопай кофе, майор, только мне оставь, знаю я тебя…
Федя, застыв соляным столпом, медленно пунцовел. Даша
быстренько вытолкнула его на площадку, вышла следом, закрыла за собой дверь с
автоматическим замком. Чмокнула в щеку и нежно сказала:
– Теодор, мне с тобой великолепно. Но любовник Рыжей –
звание обязывающее. Если протрепешься – оторву все, что под руку подвернется…
Носитель обязывающего звания таращился на нее преданно,
вожделеюще, вдруг сцапал и прижал к себе – так, что Даша на долю секунды
мысленно рассопливилась, как школьница. Обозвав себя стервой, деликатно
высвободилась.
– Соседи узрят… Шагай.
– Я тебе правда нужен?
Она кивнула, прикрыв глаза, услышала в квартире
пронзительную трель телефонного звонка и встрепенулась:
– Ну вот, началось… Шагай.
– А…
– Позвоню. В общагу, – и, отвернувшись, позвонила
в дверь.
Майор открыл не сразу, заторопился:
– Славка звонил. Сказал, сейчас приедет.
– Это просто замечательно, – задумчиво сказала
Даша, проходя мимо него в кухню. – Это великолепно, майор…
Майор топал следом, демонстративно вздыхая. Она налила себе
полуостывшего кофе, пожала плечами:
– Ну, так какие проблемы? Рожи скорбные?
– Молод…
– Двадцать два, – сказала она, присаживаясь у
стола. – Не дите. В конце-то концов, майор, когда ты пропадаешь у подружки
лет на пятнадцать тебя моложе, это называется мужской предприимчивостью, а? Ну,
а когда я завожу друга на восемь лет меня моложе, это вдруг называют нехорошими
словами, пусть мысленно… Нелогично.
– Феминистка долбаная… – проворчал майор.
– Женщина, – сказала она, отмахнувшись. –
Совершенно нормальная, между прочим… И он мне, кстати, не подчиненный, так что
никакая сволочь не прицепится.
Осушила чашку одним глотком. Вновь наваливалась тоска и
подступала смурная реальность. Даша направилась к себе в комнату и быстренько
уничтожила следы бурной ночи.
Звонок в дверь она услышала, лежа в ванне. Заторопилась,
протерлась насухо махровым полотенцем, натянула джинсы и свитер. В свою комнату
входила уже с абсолютно деловым и спокойным лицом – гончая на тропе, Рыжая…
Впрочем, Славка вряд ли стал бы интересоваться ее личной
жизнью, даже располагая массой свободного времени. А уж теперь – тем более.
Лицо у него было озабоченное до предела.
– Ну? – спросила Даша с ходу.
– Как в анекдоте. Есть две новости, плохая и хорошая.
Тебе которую первой выложить?
– Ту, которая короче, – сказала она после
секундного размышления.
– Гражданку Евдокимову, сиречь горничную Ниночку,
вот-вот оприходуют. Не смогла растаять в воздухе…
– Жива, значит? – облегченно вздохнула Даша.
– Живехонька. Вычислили, стали сжимать кольцо, а там
она и сама не выдержала жизни в бегах – стала понемногу пытаться установить
контакт с ближайшими друзьями-подругами, была парочка телефонных звонков,
пришел гонец, пацан, которого она наняла… Словом, обложили две квартиры, очень
может быть, уже и взяли, пока я к тебе ехал…
– Давай плохую, – сказала Даша.
– Сагалова убили. На другой день после смерти
Маргариты.
Даша добросовестно напрягла тренированную память:
– Сагалов… Художник, который ее рисовал а натюрель?
– Ага. И еще, как выяснилось, накропал ей пару текстов
– «Диснейленд» и «Бессонницу», если конкретно. Дело в районной уголовке, там
еще не все утрясли… да и не знаю пока, надо ли утрясать. Как распорядишься.
Может, и не понадобится забирать, хотя я бы забрал…
– Интересно, – сказала Даша. – Не так часто
приходится видеть сыскаря, добровольно взваливающего на себя чужую работу… Что
там?
– Нашли его не сразу, пролежал в квартире часов восемь.
Потом приехала нынешняя официальная подружка, согласно своему статусу имевшая
ключ от квартиры, вошла, сомлела, и началась кутерьма. Судя по первому
впечатлению – классический гранд мокрый.
[3]
Зарабатывал он
неплохо, в отличие от иных собратьев по цеху, пил не ведрами, а стаканами, дома
были и баксы, и аппаратура, и шмотки… Надо полагать, пасли. Рассчитывали, что
дома его не будет, а он, должно быть, заявился в неурочное время. Три ножевых
раны. Положили на месте. И спокойненько дочистили квартиру. Списочек, по словам
той подруги, вышел неслабый – хотя, такое впечатление, все же нервничали и до
конца подчищать не стали. Все, как обычно: кто-то видел двух парней с сумками,
да не стал присматриваться, кто-то видел незнакомую машину… Бригантину,
[4]
кстати, нашли довольно быстро – утром того дня была угнана
с Кутеванова, стояла километрах в десяти от дома Сагалова…
– А ты как на это дело вышел? – спросила
Даша. – Через районщиков?
В его улыбке просквозила законная гордость профессионала.
– Да не совсем… Мы, как путние, принялись названивать в
квартиру – и напоролись на соседку. Очень удачно, я тебе скажу, напоролись. Ты
Коровина из тамошнего угро помнишь?
