– Поскольку тут есть несколько маленьких
несообразностей, – сказал старик, нагнулся, почти заботливо подсунул
ладонь под голову мертвой. – Я не берусь вам с маху делать гениальные
умозаключения, но отчего-то перелом шейных позвонков мы в наличии имеем, но не
имеем сопутствующих травм вроде деформации черепа. Грянувшись так вот с маху,
человек не только сломает шею, но и затылок проломит скорее качественно, чем
нет. А у нас, кроме перелома позвонков, ничего и не прощупывается. Конечно,
будем еще смотреть… Но я бы на вашем месте призадумался всем вашим молодым
интеллектом. Ну как, мне уже можно?
– Приступайте, – сказала Даша, – Отпечатки
уже снимали? У нее подушечки пальцев в краске…
– Только с правой руки, – кивнул Чегодаев. –
Очень удобное положение, не понадобилось трогать труп…
Даша распахнула дверь, кивнула санитарам:
– Валяйте.
Вернулась в кухню, не прикасаясь, оглядела бутылку: вино
качественное, не из слабеньких, отпито не менее трети, по похмельным мозгам
должно было стукнуть неплохо…
Чегодаев вошел следом. Даша, не оборачиваясь, спросила:
– Пропало что-нибудь?
– Неизвестно еще. Ни следов борьбы, ни беспорядка.
Разве что шкатулка посреди комнаты, но она ее с тем же успехом могла спьяну
сбросить сама… На бутылке только ее отпечатки, никаких сомнений…
– Здорово, – сказала Даша задумчиво. – Это,
значит, успели в молниеносном темпе сравнить? А откуда такая оперативность? Она
что, губернаторская дочка?
– Вы ее не узнали? – хмуро спросил Чегодаев,
нацеливаясь извлечь из мятой пачки очередную сигарету. Даша прекрасно знала его
манеру давить окурочки – именно его «бычки» составляли чуть ли не половину
содержимого пепельницы.
– А что, я должна ее знать?
Чегодаев страдальчески поморщился, не поднимая глаз. Грузно
сидел в распахнутом пальто на изящном табурете и молчал. Даше понемногу
становилось неуютно. Она напомнила себе, что перешла уже из сыскарей в
начальники и орать за неуспехи будут на кого-то другого, на Славку в первую
очередь. Легче не стало. Во-первых, Славка – старый друг и соратник, а
во-вторых, свою порцию выволочки непременно огребет и Даша, разве что в другой
упаковке.
В ванной негромко переговаривались, послышался знакомый шум
– ворочают тяжелый предмет, строго определенный.
В голове кое-что забрезжило. Ассоциации улеглись на законное
место, как кусочки головоломки. Как-никак она порой и телевизор смотрела, и о
культурной жизни града Шантарска имела представление, пусть пещерное…
Платиновая крашеная блондинка, кукольное личико. И – картина
на стене, а рядом с картиной…
Даша вышла в комнату, жестом велела коллегам не обращать на
нее внимания. Остановилась перед ближайшей картиной – тем самым портретом,
ядовитыми красками и всем стилем смахивавшим на иноземную рекламу какого-нибудь
паршивого шоколада, – у них там в таких случаях и к кисточке никто не
прикасается, все ляпает компьютер. А вообще, похоже на нетленные полотна Бориса
Валеджио, чьи репродукции отчего-то полюбились сыскарям помоложе и красуются
кабинетах в трех. Даша тоже купила себе одну в прошлом месяце – без
трупно-зеленых драконов, с рыжей, почти голенькой амазонкой, лихо махавшей
затейливым мечом. Кое-кто говорил, что она на Дашу определенно смахивает.
Здесь на переднем плане расположилось как раз чудо-юдо –
слава богу, не зеленое, золотисто-серое. Незнакомый зоологам ящер недружелюбно
оскалился в сторону зрителя, а за спиной у него, скрытая по колено могучим
чешуйчатым хвостом, расположилась хозяйка квартиры, лежавшая сейчас мертвой в
белоснежной ванне. Голенькая, конечно, волосы распущены, ладонь лежит на
чешуйчатой спине, взгляд не вызывающий, скорее умиротворенный: «Попробуй-ка
меня обидеть, пока я возле этой зверушки стою…»
А рядом с картиной – огромный, многоцветный плакат. На ярко
освещенной сине-алыми огнями небольшой эстраде изогнулась в весьма
прельстительной позе та же самая женщина, покойница: микрофон в руке,
коротенькое платьице обнажает аппетитные ножки и смачный бюст, сверкают зубы,
волосы после лихого пируэта стелются за левым плечом…
А имя и фамилия – вот они, пропечатаны огромными буквами.
– Мать твою… – прошипела Даша сквозь зубы.
Ничего удивительного, что фамилия показалась ей незнакомой.
Она и была незнакомой, Даша ее в жизни не слышала, как многие тысячи других
шантарцев. В самом деле, «Лямкина» звучит совершенно по-деревенски, любая на месте
убитой озаботилась бы срочными поисками благозвучного и красивого сценического
псевдонима… Примеров масса.
Маргарита Монро, звезда шантарской эстрады номер один.
Женщина, беззаветно влюбленная в Мерилин Монро, – даже до Даши доходили
слухи о прямо-таки патологическом стремлении Риточки вылепить из себя двойника
голливудской дивы. Псевдоним, прическа, цвет волос, старательно скопированные
со старых снимков Мерилин платья – как утверждали злые языки, с регбистом из
шантарского «Шемрока» Маргарита-дубль крутила пару месяцев роман исключительно
оттого, что первая Мерилин когда-то вышла замуж за тамошнего спортсмена. По тем
же слухам, в последнее время Монро-два в подражание кумиру намеревалась
обзавестись любовником-драматургом, беда только, что среди практикующих
шантарских драматургов не было ни одного моложе семидесяти (а один вдобавок и
вовсе педераст)…
«Вляпались», – подумала Даша с безнадежной тоской.
Маргарита Монро – сие означает массу знакомых среди самого неожиданного народа,
рехнешься, вычерчивая схемы и составляя списки. Ресторан «Золото Шантары», где
покойная, главным образом, подвизалась определенной группировкой не
контролируется, вовсе даже наоборот – исполняет функции этакой ничейной земли,
нейтральной территории, где по неписаному уговору запрещены разборки и сведение
счетов. Но от этого не легче, наоборот, умножает число версий и гипотез,
несказанно и однозначно.
Даша вернулась в кухню, присела на изящный табурет под пару
тому, что приютил Чегодаева, потянула из кармана сигареты.
– Прониклась? – спросил Чегодаев скорее
сочувственно.
– Прониклась, – кивнула Даша не без
злорадства. – Крайних тут не будет, прокуратура непременно удостоится
своей доли выволочки.
– Вообще-то, еще не факт, что ее грохнули…
– Не обольщайтесь, – сказала Даша сердито. –
Вы что, нашего одессита не знаете? Раз он вслух сказал про несообразности –
значит, уверен, что несообразности есть. И в самом деле, когда так грохаются
головой о край ванны, в первую очередь проламывают череп, а уж потом, далеко не
всегда, ломают шейные позвонки… Постоянное присутствие в квартире какого-нибудь
хахаля, часом, не обозначено?
– После беглого осмотра не прослеживалось, –
сказал Чегодаев хмуро. – Только женские шмотки. А по ящикам еще не лазили,
только начинают. К ней тут ходила девчонка, нечто вроде приходящей горничной,
за ней с полчаса как поехали. На Монтажную.
