– При сегодняшнем гололеде привезут часа через два,
даже если она дома. До Монтажной свет не близкий.
– Вот именно… У вас на нее ничего не было?
– Не припомню что-то, – сказала Даша. – Нет,
не должно. Вот в качестве «близкого окружения» она кое-где да упоминается.
Колдуна хотя бы взять. Правда, Колдуна уже не допросишь, разве что через
спиритическое блюдечко… Вы в спиритизм верите?
– Не верю, – буркнул Чегодаев.
Слышно было, как в квартиру кто-то вошел, прошествовал в
дальнюю комнату – видимо, Славкины ребята пришли докладывать. А следом новые
шаги, уверенно-целеустремленные…
– Еще опера приехали, – сказал Чегодаев, заметив
ее непроизвольное движение. – Обыскать нужно как следует…
– А что, у вас что-то на нее есть?
– Нема, – отмахнулся Чегодаев. – Просто… Сама
ведь понимаешь: с нас в любом случае спросят по высшему разряду, неважно,
убийство тут или бытовичок. Так что стоит подсуетиться.
– Оно конечно, – согласилась Даша.
Приподнялась и выглянула, слегка приоткрыв кухонную дверь. В
комнате уже старательно трудились четыре человека, свято исполняя завет
знаменитого французского криминалиста Эдмонта Локара. «Первые часы розыска
неоценимы, ибо уходящее время – это улетучивающаяся истина», – учил один
из отцов-основателей. В чем, как и положено отцам-основателям, был совершенно
прав. Сановитые понятые, правда, о Локаре слыхом не слыхивали – иначе не
взирали бы со столь брезгливой отрешенностью на методично работавших оперов.
– Хорошо еще, журналисты пока не пронюхали, –
сказал Чегодаев.
– Уж это точно, – кивнула Даша.
Делать им обоим в силу своего положения было совершенно
нечего – приходилось сидеть и ждать подвижек. Чегодаев, понятно, с этим свыкся,
но вот Даша порой ощущала во всем теле чисто рефлекторный зуд – до сих пор
чуточку диковато было сознавать, что ей самой нет нужды носиться по этажам.
Слишком мало времени прошло с момента ее водворения в убогоньком, но все же
отдельном кабинете, каковой ее ничуть не радовал, откровенно-то говоря. В новом
назначении чересчур много было от слепой игры Фортуны, от тухленьких
бюрократических игр. После прошлогоднего ордена, новой звездочки на погонах и
сопутствующей газетной шумихи Рыжая, что называется, попала в струю. В старые
времена сказали бы – стала примером для строителей коммунизма. И, как в старые
времена, в каком-то из высоких кабинетов было решено, что перспективного
офицера следует поощрить избитым способом – приподнять на пару ступенек,
посадив в отдельный кабинет. Вот и получился свежеиспеченный заместитель
начальника уголовного розыска города. Черт-те что получилось, честно
признаться. Одним махом перешла в иную категорию – пусть микроскопического, но
начальства. А сие автоматически вовлекает тебя в сложную систему отношений,
хочешь ты того или нет: кто-то моментально преисполняется зависти, для кого-то
ты союзник исключительно в силу занимаемого тобой кресла, для кого-то по тем же
причинам – враг. Плюс – разнообразные аппаратные игры. Плюс – вполне
естественное недовольство выскочкой… Господи, масса вариантов, коллизий и
подводных камней! Мизантропом становишься в считанные недели…
Дверь она не закрыла в видела, что обыск движется по
накатанной колее. Собственно, с точки зрения строгой юриспруденции, это был не
обыск, а осмотр места происшествия, но разница, право же, невелика.
Даша, не сдержавшись, фыркнула.
– Что такое? – встрепенулся Чегодаев.
– Да вспомнила сейчас… «Закон двенадцати таблиц
предписывает, чтобы при производстве обыска обыскивающий не имел никакой
одежды, кроме полотняной повязки, а в руках держал чашу».
– Это еще откуда?
– Двенадцать таблиц, – сказала Даша. – Первый
свод законов Древнего Рима. Шестой век до нашей эры.
– Вот и попробовали бы, – сварливо сказал
Чегодаев. – В полотняной повязке и с чашей в руке…
– Понятые рехнутся, не говоря уж о начальстве.
– Это определенно…
Оба ощущали все то же тягостное неудобство – им не
находилось занятия, а уходить нельзя.
– Вы хорошо рассмотрели картину? – спросил
Чегодаев. – Это картина, там в углу даже есть закорючка… Писано явно с
обнаженного оригинала, с наглядным знанием фигуры.
– Строите версию? – осведомилась Даша. –
Мастер не ограничился нетленным полотном, а возжелал оригинала, а оригинал стал
ломаться, и вот… Или нам сюда ревность пристегнуть?
– Просто пытаюсь занять чем-то мозги, – честно
признался Чегодаев.
– Понятно… Судя по тому, что я слышала, оригинал не
особенно стал бы ломаться. Вы историю с фотоальбомом знаете?
– Нет. Что там?
– Да ничего особенного, – сказала Даша. – Нашей
мисс Монро сто раз предлагали попозировать для художественных фотографий, но
девочка была расчетливая и весьма умело выждала момента, когда ей предложили
составить альбомчик для узкого круга ценителей, а не толпы, причем за весьма
кругленькую сумму. Я от орлов из налоговой слышала – денежки ей выдали черным
наликом, только вот концов то ли не нашли, то ли не захотели толком искать. Ну,
а такая картина и альбом для узкого круга – явления одного порядка, правда?
Тоже пытаюсь чем-то занять мозги…
Хмыкнула про себя – редко случалось, чтобы она с одним из
представителей славной прокуратуры сидела в столь трогательном единении. Никто
не давил друг на друга, никто не уворачивался, не зажимал информацию –
пастораль… Хрупкая недолговечная идиллия.
– А вообще-то, она неплохо поет… пела, – сказал Чегодаев. –
Дочка все кассеты собрала. «Бессонница» мне самому нравится. Вот только этот
творческий народ ужасно неразборчив в связях…
– Давайте будем оптимистами, – сказала
Даша. – Лазаревич все же не бог, могла и по пьянке приложиться…
Чегодаев глянул на нее цепко, понятливо. Даша прекрасно
понимала и ход его мыслей, и таивший массу оттенков взгляд. Всякое в жизни
случается, порой нет нужды скрывать или фальсифицировать улики – достаточно
просто-напросто искать плохо. Иногда от тебя этого и требуют – чтобы ты искал
плохо, не более того. Нюанс немаловажный для профессионала.
В комнате, явно игравшей роль гостиной, все шло своим
чередом – как положено, всякий извлеченный из секретера предмет предъявляли
понятым (а те со страдальческими улыбками морщились, то и дело вознося очи
горе).
– Смотрите-ка, золотишко на стол складывают, –
сказала Даша. – Ограблением не пахнет.
– Тут с первого взгляда было видно, что ограблением не
пахнет, – откровенно огрызнулся Чегодаев. – Кроме шкатулки на полу,
порядок идеальный. Кстати, насчет наркотиков у вас на нее ничего нет?
