– Скорее балуюсь…
– Все равно, о вас отзываются, как о человеке
тренированном. И кирпичи ладонью рубите, и по «убойным» точкам попадаете без
промаха… Вам подробно рассказывать, откуда вестишки, или на слово поверите, что
знаю?
– Поверю, поберегу время…
Даша ослепительно улыбнулась:
– В общем – вы идеальный подозреваемый. Неужели не
понимаете? Дело настолько чистое, что его нет нужды «шить». А ведь мы не
рассмотрели еще одну увлекательную возможность: если допустить, что вы все же
не убивали, настоящий убийца может с радостным визгом воспользоваться случаем.
Кстати, если бы сегодняшний стрелок не промахнулся, так и могло оказаться. На
покойника можно повесить все, что угодно, вдобавок к тому, что на вас уже
висит, можно сфабриковать нечто убедительное… – Она надолго замолчала,
созерцая собеседника с видом полной откровенности и неподдельного
дружелюбия. – Мне ваша откровенность нравится, но позвольте цинично
заметить: вы пока что и не пытались выскочить из этой истории. Нужно иметь
нервы-канаты, чтобы с простодушной ухмылкой сидеть и не пытаться себя спасти,
всецело полагаясь на интеллект и справедливость суда… так не бывает. Не верю я
в суперменов. Любому на вашем месте было бы адски неуютно.
Камышан нервно курил – и, если Даша хоть что-то понимала в
подследственных, у него был вид человека, решившегося одним прыжком сигануть в
холодную воду… С такими вот лицами и решаются.
– Ну хорошо… – начал он многозначительно, тоном
коварного стряпчего из мелодрамы, собравшегося раскрыть роковую тайну. – А
у меня есть гарантии, что вы не побоитесь иных откровений?
– Не побоюсь, – сказала Даша. – И надо мной
есть еще кое-кто нетрусливый…
У него был вид человека, утвердившегося в каких-то своих
догадках. Даша терпеливо ждала, боясь поторапливать его даже мысленно.
– Ну хорошо, получайте откровение, – сказал
Камышан, открыто ухмыляясь. – Маргариту трахал Виталий свет Степанович,
господин губернатор. Потому и на снимках его нет – не может же его
высокопревосходительство светиться в подобных декорациях…
– А где гарантия, что это не злобный навет? –
усмехнулась Даша.
– Пишите, – сказал он, все так же
ухмыляясь. – Вообще-то, она сама из кожи вон лезла, чтобы оказаться в
постели с господином Устьянцевым. Вы слышали, что Ритка была помешана на
Мерилин Монро настолько, что пыталась подражать кумиру решительно во всем?
Отлично. А кто у нас идеально подходит на роль шантарского Кеннеди? Губернатор,
конечно. Он, кстати, прекрасного пола не чурается, уж вы-то не могли не знать…
Подходы к нему Ритка с определенного времени стала искать с энергией
бульдозера. И не скажу, чтобы это было особенно сложно, – рано или поздно
должны были пересечься через общих знакомых…
Он говорил, не запинаясь и не колеблясь, сыпал именами,
датами, подробностями, деталями, словно равнодушный компьютер. Даша старательно
записывала – столь же прилежно, не колеблясь. Она очень скоро начала понимать,
что Камышан не врет: все, что он рассказывал, было не так уж сложно проверить,
слишком много имен и подробностей для торопливо сляпанной на нарах «липы». Да и
не было у него времени обдумать «липу», не дали ему времени добросовестно
отрабатывавшие свободу бичи…
– Потом началось прямо-таки комическое повторение
истории Мерилин и Кеннеди, – продолжал он. – Патрону в конце концов
все это прискучило, не было у Риточки качеств, способных привязать мужика
надолго, да и деревенской простотой своей могла довести до белого каления…
Степаныч ее стал вежливо отшивать, а она, что твоя Мерилин, начала ему
названивать кстати и некстати, по всем возможным телефонам, забрасывать
эпистолярами.
– Чего она хотела?
– Самое смешное – ничего материального. Хотела и дальше
дублировать первую леди татарской губернии в некоторых аспектах. А Степанычу
это уже надоело хуже горькой редьки. Пытался даже через меня как-то
договориться, деньги предлагал, чудак, не понимал, что это у нее разновидность
паранойи, когда никакие деньги не спасут…
– И что дальше?
– А ничего, – сказал Камышан. – Убили ее в
один прекрасный день.
– И вы это убийство как-то связываете с тем, что мне
тут рассказали?
– Вот уж нет. – Камышан, такое впечатление,
моментально ощетинился. – Я вам просто откровенно отвечаю на ваши вопросы…
– И хотите уверить, что у губернатора был мотив…
– Ничего подобного.
– Господи, мы же с вами не дети, – сказала
Даша. – Из всего, вами рассказанного, даже зеленый стажер может сделать
вывод, что у губернатора был повод… или хотя бы подсознательное желание, чтобы
Маргарита сломала шею на ровном месте. Я уже немного представляю, что это была
за дамочка…
– Боюсь, не представляете, – хмыкнул
Камышан. – В кабинете патрона идет совещание с участием вице-премьера,
решается адской сложности вопрос касаемо энергетических тарифов – и в это время
беспрерывно названивают два телефона на столе губернатора, то один, то другой,
попеременке – это, понимаете ли, Риточке позарез нужно узнать, любит ли ее еще
милый Виталик… Представляете положение Степаныча? А потом она заявляется в
приемную – совещание еще идет, уточняю – и героически сражается с охранниками
вице-премьера, орет, что никакая она не террористка, а просто жаждет выяснить
отношения с любимым… Думаете, вру? Можете проверить. К широкой общественности
эта история не попала, но свидетелей было изрядно… У нее, конечно, отобрали
пропуск в управу, но ведь не угомонилась, даже успела первую леди матом покрыть
по домашнему телефону… Я в толк не возьму, как эта история еще не выпорхнула в
сарафанное радио…
Даша даже не улыбнулась в ответ на его откровенное ржанье.
Спросила серьезно:
– Выходит, у губернатора все же был мотив?
– Ну, это как посмотреть. За что купил, за то и продаю.
А выводы делайте сами. В одном вас готов заверить: все можно проверить. И
перепроверить. Может, раскопаете еще что-то такое, чего и я не знаю. В конце
концов, я кое-какие организационные вопросы обеспечивал, что греха таить, но с
подсвечником не стоял, не обо всем осведомлен…
– Прекрасный мотив, – сказала Даша. – Я имею
в виду тот, что был у вас.
– Что-о?!
– А вы подумайте, – невозмутимо продолжала она,
лучась ангельской улыбкой. – Маргарита достала вашего патрона – до полного
душевного раздрая и неконтролируемого бешенства. И он поручил своему верному
оруженосцу, сиречь вам…
У Камышана был вид несправедливо обиженного ребенка, коему
злые дяди вместо варенья подсунули ложку касторки. Даже челюсть отвисла. Прошло
не менее полуминуты, прежде чем он смог пролепетать:
