– Ты просто скажи, как смотришь на такое предложение в
принципе. Готова принять или нет.
– А стулья – против денег?
– Против денег. Ну?
– А ты не ввязался во что-то такое, из-за которого
потом будут мочить не только всех родных-знакомых, но и тех, кто с тобой
случайно на улице парой слов перекинулся? Когда речь идет о таких деньгах, жди
трупов…
– Дашенька! – он не смеялся, прямо-таки ржал от
удовольствия. – Можешь не поверить, но дело абсолютно честное. Совершенно,
стопроцентно честное… – и расхохотался заливисто, открыто, как, по
уверениям биографов, смеялся юный Ильич, засовывая украдкой шутиху в штаны
оппоненту-меньшевику. – Конечно, есть свои нюансы, но это настолько
относительно… – словно бы невзначай положил руку ей на коленку, продолжая
хохотать. – Нет, настолько все чисто…
Трудно сказать, чего было больше – профессионального или
женского любопытства. Не обращая внимания на его тяжелую пятерню, Даша выбрала
наиболее верную тактику, глянула ему в глаза и многозначительно улыбнулась:
– Вот увижу сокровища Али-бабы – будет видно…
А про себя подумала, что постарается внести некоторую
ясность, не покидая этой уютной хоромины. Еще несколько бокалов, потом, хрен с
ним, позволить расстегнуть на себе пару пуговок, запустить рученьки туда-сюда –
смотришь, и рассиропится настолько, что… Нет, всего он не расскажет, дураку
ясно, не настолько уж потерял голову, но крохотный лучик света… Не пионерка, в
самом-то деле, не убудет от пары минут лапанья – в конце концов, не одним
мужикам использовать в работе энти методы…
– Ты куда смотришь?
– На стол, – сказала Даша буднично. – Я,
между прочим, жрать хочу, как крокодил. Если уж пошли столь откровенные беседы,
можно, я думаю, плюнув на жеманство, и поесть…
– Да бога ради! – он с готовностью взмыл на
ноги. – Свистнуть Виолетту на предмет чего-то существенного?
– А это мысль, – сказала Даша.
И вскочила, едва за ним захлопнулась дверь. Бросилась к
камину. По дороге ее обдал яркий свет фар проезжавшей за окном машины, в
полутемной каминной она ощутила себя на секунду попавшим под луч прожектора
самолетом… тьфу, что лезет в голову!
За окном повизгивали тормоза, хлопали дверцы, слышался смех
и бодрые вопли – еще кто-то прибыл в чудо-городок вовсю наслаждаться жизнью.
Даша сначала присмотрелась, примерилась. Потрогала. Убедившись, что аляповато
позолоченные фигурки присобачены прочно и ничто не рухнет с грохотом, обеими
руками приподняла часы, весившие, казалось, не меньше пуда.
Под часами лежал квадратный конверт из сероватой бумаги, не
тоненький, но и не толстый.
На миг она форменным образом остолбенела от удивления. Как
певала Маргарита Монро – и наши сказки стали былью… Выходило, что чудеса
все-таки случаются. Ниночка Евдокимова нисколечко не соврала, под часами и в
самом деле лежала некая захоронка – а следовательно, логично было бы
сделать вывод, что и другая половина Ниночкиного рассказа верна, что в этом
конверте лежит утаенное Маргаритой нечто, из-за которого ее и убили. Как в
кино, честное слово – камин, коньяк «Хеннесси» на столе, роковой конверт.
– Нет, ну ни хрена себе… – тихонечко прошептала
Даша под нос от переполнявшего ее избытка самых разнообразных чувств.
И быстренько опустила часы на прежнее место, вновь прикрыв
подставкой конверт, тщательно проследив, чтобы подставка и на миллиметр не
изменила прежнего положения.
Во всей своей неприглядной наготе встал практический вопрос:
куда конверт спрятать, если возьмешь прямо сейчас? Получалось, что и некуда.
Единственный карман на платье, чисто декоративный, меньше конверта раза в два.
Сумочка лежит в холле, не идти же за ней? В плавки, пардон? Оно и не
унизительно, однако будет заметно при ее современном облегающем платьице. В
самом деле, положеньице. Современницам д’Артаньяна было легче, их пышные наряды
поросенка могли укрыть, не говоря уж о секретном пакете… Одно остается –
выжидать момента. А там сунуть под платье, переправить в сумочку… Это ведь то
самое, какие, к черту, совпадения, не бывает таких совпадений. Часы давно не
сдвигали, каемочка пыли наросла…
Только тут она сообразила, что не одна в комнате. Стольник
направлялся прямо к ней, и лицо у него исказилось так, словно они были
Штирлицем и Кэт, попавшимися в кабинете Гиммлера при взломе сейфа.
– Что там? – спросила она, привычно взяв себя в
руки. И тут же догадалась сама. – Что, гости нагрянули?
Ну да, выходит, те машины не проезжали мимо, а направлялись
именно сюда…
– Ага. – прошептал Стольник. – Там наши…
– Ну и что? – спросила Даша спокойно. – Витя,
ты меня, честно, разочаровал. Сто тысяч долларов, постоянная любовница, Багамы
и Азоры… И затрясся вдруг, как студень.
– Да ничего не студень! – теперь и он
опомнился. – Просто это все вышло так неожиданно…
В холле уже стоял громкий разноголосый гомон, привычный
аккомпанемент, сопровождавший вторжение подвыпившей компании, и, перекрывая
его, господствовал хриплый бас:
– Виолетка, золотце, упала-отжалась! Витек, говоришь?
Неизвестная красотка, говоришь? Почему не вижу?
– Спокойно, – сказала Даша с очаровательной
улыбкой, ободряюще положив ему ладонь на плечо. – Я – прапорщик Даша, ты
не забыл? А никаких там деталей ты и сам не знаешь, у тебя ж ко мне чисто
утилитарный интерес.
– Так ты хочешь…
– А что, в окно бежать? – пожала она плечами,
подумав, что не уйдет теперь из этого дома, даже если станут выталкивать в
шею. – В кои-то веки посижу за хорошим столом с приличными людьми. А ты
потом меня отвезешь. Ну, там посмотрим, – и легонько похлопала его по
щеке. – Соберись. Главное, ни во что не лезь. Я уж сама как-нибудь за себя
постою. Ясно?
– Ясно…
– Молодец. И вообще…
Дверь шумно распахнулась. Ворвался здоровенный краснолицый
полковник во всем великолепии, разве что без фуражки. Мотнул головой, огляделся
мутными глазами (а если вульгарно и ближе к истине – залитыми шарами), выкинул
руку, нацелился в Стольника толстым указательным пальцем и гаркнул:
– Упал-отжался! – Засим прицелился пальцем в
Дашу. – Упала… Э, нет! Не тот случай! Подошла-прижалась!
– Сейчас, – сказала она громко, играя глазами,
уставилась на него, дерзко подбоченясь. – Ну вот так взяла и кинулась!
Полковник, вы, часом, не прямо с плаца? Остыньте…
Он покачался несколько секунд, потом на лице отобразились
некие признаки умственной деятельности. Стольник неуклюже торчал рядом, явно не
собираясь вмешиваться. Впрочем, если быть к нему справедливым, то и случая для
вмешательства не было пока что. Даша, одернув платье, выжидательно молчала – с
улыбкой знающей себе цену прелестницы.
