– Ага, – сказал майор. – То-то у тебя карман
халата пушечкой оттянут… Слушай, может, мне свистнуть своих частников и
устроить панихиду с танцами?
– Остынь, – сказала она решительно. – Нет,
серьезно, будь это опасно по-настоящему, не стала бы я дома торчать. Так, игры
конца двадцатого века… У молодежи кровь играет. – Подумав, она добавила: –
С бело-зелеными малость поцапалась. Сам подумай, какой от них вред? Пустячки…
Шарахнуть разок в потолок, им и хватит.
И выдержала его взгляд с самым невинным видом. Поверил,
кажется.
– Ну да, говорил мне кто-то, что ты их намедни
потрепала… Лопай мясо.
– Где это тебе перепало?
– В «пятнашке», – поведал майор. – Они там
сейчас веселенькие ходят, деньги поступили. Наша фирмочка туда перевозила
кое-что, то есть, конечно, перевозил заказчик, а мы охраняли. В обстановке
жуткой тайны.
– Тоже мне, тайны, – сказала Даша. – Лепят
они там зенитные комплексы для эллинов, а перевозили вы, скорее всего,
электронику из «Шантартриггера». Заказник и в самом деле хлебный… только об
этом каждая собака знает, так что не строй ты из себя Джеймса Бонда…
– Точно, знают?
– Вся губерния вкупе со всей Россией, – сказала
Даша. – Газеты читать надо, а не одну только «Секс-миссию»…
Когда раздался звонок в дверь, она даже не вздрогнула – с
чего бы вдруг? – спокойно поднялась.
– Сиди, – сказал майор, ловким движением извлекая
на свет божий тяжелый газовик. – Сам пойду, и если что, влеплю резинкой
промеж глаз, так что мало не покажется…
Она все же двинулась следом, опустила руку в карман халата и
сдвинула предохранитель. Паниковать раньше времени не стоило, но и сегодняшний
налет на машины Бека беспечности не прибавлял.
Взвела кругленький курок плоского ПСМ и стояла так, чтобы
при нужде моментально шарахнуть поверх отцовского плеча.
Майор оглянулся, оценил обстановку и, подавшись вправо, чуть
приоткрыл дверь, держа газовик за спиной.
Даша досадливо вздохнула про себя: на площадке стоял Роман –
с невозмутимой американской улыбкой, с большой коробкой, перевязанной розовой
лентой, с ярким пакетом и упакованным в целлофан букетиком.
Майор вопросительно кашлянул. Устраивать при нем выяснение
отношений никак не хотелось, и Даша, вынув руку из кармана, спросила:
– Какими судьбами?
– Ты же приглашала, – сияя белозубой улыбкой, как
ни в чем не бывало заявил Роман. – Вот и осмелился… Впустишь?
– Заходи, – сказала она, чертыхнувшись мысленно.
Роман вошел, преподнес ей цветы, поздоровался с майором,
едва успевшим сунуть газовик за пояс под свитер, совершенно непринужденно подал
ему пакет, пояснив: «Тут, по русскому обычаю…» – и протянул Даше коробку:
– Должок от нашего общего знакомого, полковника…
– Вот от полковника я и спички горелой не приму, –
сухо сказала она.
– Вру, – сказал Роман с видом крайнего
раскаяния. – На самом деле – подарок от меня. Я-то, кажется, ничем не
прогневил? – Он повернулся к майору: – Рассудите, как беспристрастный
арбитр: может мужик сделать подарок близкой женщине от чистого сердца?
– А запросто, – сказал майор. – Смотря что,
конечно…
– Да пустяк, платьишко из «Шарма».
– Ну, это вполне в традициях, – с непроницаемым видом
одобрил майор. – Ежели близкой – тогда конечно…
Даша не сомневалась, что в глубине души любящий родитель
если и не надрывается от хохота, то все равно считает происходящее бесплатным
развлечением. В его взгляде определенно читалось: «Самостоятельная, говоришь, и
в личной жизни терпеть не можешь подсказок? Вот и выкарабкивайся… Не маленькая,
чай». Примерно так он иногда и выражался вслух.
Она сердито приняла дурацкую коробку, тут же положила на
ящик для обуви, сунула сверху букет.
– Я тут коньячок прихватил, – сообщил Роман, вешая
дубленку. – Тот, что тебе на даче понравился. Если ты не в настроении,
выставляй без церемоний, я ж на тебя сердиться совершенно не в состоянии,
проклятье ты мое…
Майор невозмутимо принялся натягивать пуховик:
– Ну, я побежал, а то еще машину раскурочат, я ее на
сигнализацию не ставил. Даш, а этих, в подъезде, мимоходом воспитаю, не
беспокойся…
– Я вас умоляю, не надо, – сказал Роман. –
Это мои, изволите ли видеть, охраннички, дергаются следом, положено им. Времена
нынче беспокойные, вот и опасаются, только что в туалет не таскаются.
– Вот оно что, – успокоился майор. – Тогда,
конечно, не буду. Ну, я исчез, а ты, егоза, гостя не обижай, гость, знаешь ли,
от бога…
– Хорошо, папочка, – сказала она тоном воспитанной
девочки (но прямо-таки источавшим змеиный яд). – Постараюсь.
Когда за майором звучно захлопнулась дверь, она спокойно
скрестила руки на груди и уставилась на незваного гостя:
– Ты случайно не помнишь, кто там хуже татарина?
– Два татарина, наверно, – пожал плечами
Роман. – Или – три. Даша, я безумно рад тебя видеть. Хочешь, на колени
встану?
– Хочу, – сказала она с вызовом.
Он, не чинясь, опустился на колени и, задрав голову,
поинтересовался:
– Долго стоять? Чтобы не выгнала?
– Вставай, клоун, – фыркнула она со
вздохом. – От тебя, я смотрю, не отделаешься…
– А ты хочешь отделаться? Ну, честно?
– Ты себя в самом деле полагаешь роковым соблазнителем?
– Ни капельки, – сказал он. – Вот ты себя
полагаешь роковой красоткой? Нет? И правильно. Я тоже кто угодно, только не
роковой соблазнитель. Мужик, которого чертовски тянет к конкретной женщине, у
которой прикосновение его руки, смею надеяться, омерзения не вызывает… Я тебе
говорил, и еще раз повторю – не буду вкручивать про внезапно вспыхнувшую любовь
и прочие красивости. Не те мы с тобой субъекты. Но вот в то, что мы двое – два
осколочка гармонии, я твердо верю. Ведь не зря искра проскакивает,
электрическая…
Даша не отстранилась, когда он притянул ее к себе. Немного
погодя высвободилась, запахнула халат и, не глядя на него, сказала:
– Подожди, рюмки достану…
Расставляя на столике в своей комнате нехитрую утварь для
легкой пьянки, она попыталась прислушаться к собственным ощущениям – и
вынуждена была признать, что в душе царит полный сумбур. В чем его обвинять,
она пока решительно не представляла – не было полной уверенности, что он
причастен к происходящему, то, что поведал Фрол, касается лишь самого Фрола и
его компании, пусть специфически сводят специфические счеты. То, что иные «дачники»
Романа побаиваются и уважают, ни о чем еще не свидетельствует. В конце концов,
то, что произошло с Беком, – следствие жизни, которую выбрал сам Бек. Вот
если бы оказалось, что Роман хоть каким-то боком имеет отношение к двум другим
смертям, что он наследил на Короленко – разговор будет иной, собственно, и не
разговор вовсе…
