Потом они еще долго шли по холмам то вверх, то вниз, иногда переходя по поваленным деревьям болотистые низинки и мелкие ручейки. Везде кипела жизнь, весенний воздух пьянил. Иногда Ролан невзначай останавливался, чтобы дать передышку юноше, не привыкшему к долгой ходьбе. Но все же когда они наконец добрались до хижины охотника, проделав около пяти миль, не считая спусков и подъемов, все мышцы на ногах Арена гудели, и он со стоном опустился на траву. Ролан не стал его беспокоить и сразу вошел в дом, откуда вскоре вышел с миловидной сероглазой девушкой лет восемнадцати-двадцати.
— Познакомься! Это моя сестра Альна. А это Арен, о котором я тебе говорил, — кивнул Ролан на юношу, обращаясь уже к сестре.
Немного смущенная девушка улыбнулась и слегка присела. Арен тоже встал, стараясь не морщиться, и поклонился.
— Пойдемте в дом! — сказала Альна. — Я сейчас подогрею еду, вы, наверно, устали с дороги.
Арен не заметил, как Ролан усмехнулся, отвернувшись в сторону, фраза сестры была рассчитана явно не на него, потому что Альна знала, что брат привык порой преодолевать в день до тридцати миль.
Уже на второй день Ролан отправился на охоту, оставив сестру с Ареном дома. Первое время молодые люди немного стеснялись друг друга, а потом привыкли. Оказалось, что Альна в свободное время любит вышивать. Вышивки девушки чем-то тронули душу Арена. На первый взгляд на них были простые пейзажи, но они были выполнены так, что в каждом жили тайна и сказка — именно то, что юноша почувствовал, впервые оказавшись в этих местах.
Ролан не задерживался дома подолгу. Нередко, переночевав, он снова уходил в лес. Постепенно, увидев, что сестра и Арен хорошо поладили друг с другом, он стал уходить на более длительное время. Вот тогда выяснилось, что Альна любит еще и петь, она почему-то сильно стеснялась делать это при ком-то, даже при собственном брате.
За прошедшее время Арен немного освоился и стал иногда бродить по лесу невдалеке от жилища. Однажды, вернувшись раньше намеченного времени, юноша сначала услышал доносящуюся из дома негромкую мелодию под аккомпанемент какого-то струнного инструмента, а войдя в комнату, заметил, как смущенная Альна что-то прячет в шкаф. Никого постороннего в доме не было, и стало понятно, что пела сама девушка. Арен стал извиняться за несвоевременное вторжение, пытаясь убедить Альну, что вовсе не хотел ей помешать, отчего та смутилась еще больше.
Однако когда Ролан ушел надолго в следующий раз, закончив с домашними хлопотами, девушка достала из шкафа небольшой пузатый деревянный инструмент с несколькими струнами и, перебирая их, стала что-то тихо мурлыкать себе под нос, забившись в самый дальний угол за перегородку. Арену понравилось слушать, как Альна поет, хотя слов было не разобрать. Однажды он, смущаясь, признался в этом девушке. Та покраснела, но инструмент все же не спрятала.
Из последующего разговора выяснилось, что Альна в основном поет исторические баллады, но настоящим певцом себя не считает, потому и стесняется. Научилась петь и играть девушка у старика-менестреля, который долгое время жил на холмах неподалеку от жилища Ролана. Не так давно старик умер, и его инструмент достался в наследство единственной ученице.
Приободренная интересом и просьбами Арена спеть что-нибудь так, чтобы ему было слышно, Альна в конце концов набралась храбрости и исполнила ему одну из баллад. Голос у девушки был негромкий, но пела она от души, и, наверное, поэтому слова проникали до самого сердца. Юноша был просто потрясен.
Сама баллада повествовала о страшных временах дорского владычества на этих землях — бесправии, унижениях и бесчисленных караванах с рабами, которых увозили с родной земли в Дор. А далее рассказывалось о двух юношах, один из которых был охотником, а второй, младший, странствующим менестрелем, и о том, как они подняли восстание против дорских властей. Судя по тексту, несмотря на героическое сопротивление народа, восстание в конце концов было жестоко подавлено, а двух друзей тайком похоронили: «У подножья скалы одинокой, где впервые певец и охотник заглянули друг другу в глаза».
История, рассказанная в первой балладе, исполненной Альной, неожиданно запала юноше глубоко в сердце, хотя потом он слышал в ее исполнении и много других. Арен, в отличие от некоторых своих сверстников, не мечтал о воинских подвигах, а уж последнее время это стало и вообще бессмыслицей с его точки зрения. Тем не менее, когда однажды Ролан, оставшийся дома на несколько дней, неожиданно предложил юноше попробовать натянуть его запасной лук, Арен не отмахнулся, как это сделал бы еще недавно, а с интересом решил попробовать. Ролан тогда сказал ему безо всяких обиняков, что отсутствие левого глаза не будет помехой для того, чтобы точно прицелиться, а оставшихся трех пальцев на правой руке вполне достаточно для стрельбы.
В тот раз Арену не удалось натянуть лук охотника даже до половины, но тем не менее охотник одобрительно посмотрел на движения юноши и сказал, что это только вопрос тренировки. С этого дня, хотя и ругая порой сам себя за несбыточные мечты, Арен стал тренироваться натягивать лук. Его мышцы не были слишком сильными и прежде, а за последние месяцы и вовсе ослабли, но юноша не сдавался. Надежда стать полноценным человеком была призрачной, но все же появилась.
Лето уже начало клониться ко второй половине, когда однажды утром сквозь сон Арен услышал в доме чужой мужской голос. Гость разговаривал с Альной. Голос девушки был веселым, и юноша успокоился. Когда Арен поднялся и вышел в общую комнату, Альна познакомила его с прибывшим. Высокий рыжевато-русый молодой мужчина с короткой бородкой в зеленой куртке оказался еще одним охотником, старым приятелем Ролана. Было похоже, что Элан и Альна симпатизируют друг другу, впрочем, Арена это не касалось. Охотник поздоровался с юношей, но больше ничего не сказал.
Днем Арен тренироваться не стал и пошел гулять по окрестностям. К вечеру неожиданно вернулся Ролан. Поужинав и перебросившись парой фраз с сестрой и Ареном, он увел гостя к себе, где они беседовали до поздней ночи.
На следующее утро Ролан в присутствии Элана сказал Арену:
— Мы вчера обсудили твои дела, и Элан предложил свести тебя со старым мастером луков.
Юноша напрягся — он не понимал суть затеи, но чувствовал, что от этого шага будет зависеть его дальнейшая судьба. Альна, за последнее время сдружившаяся с Ареном, тоже внимательно смотрела на брата.
— Не волнуйтесь, — продолжил Ролан. — Если Арену что-то не подойдет, он всегда сможет вернуться обратно. Просто Элан подсказал, что мастер Нэдри может сделать лук с учетом рук конкретного человека.
Почувствовав, что эта фраза еще больше добавила напряжения, охотник пояснил:
— Те, для кого от качества лука зависит их жизнь, всегда заказывают себе оружие у настоящих мастеров под свои руки. Такой лук делается долго и стоит соответственно, зато он становится настоящим продолжением тебя самого.
Арен, уже привыкший к луку, непроизвольно начал представлять, как он натягивает лук и посылает в цель стрелу за стрелой, причем чувствует себя одновременно и стрелком, и луком, и стрелой, которая достигает намеченной цели. Вот только юноша не видел в своих фантазиях, в кого или во что он стреляет; там, куда уходили его стрелы, была только темнота. Возможно, именно это и почувствовали оба охотника, потому что Ролан добавил:
