– Ты прелесть, о-о…
– А ты идиот, – Лора отстраняется, я оказался
непохож на карабинера.
Или есть другая причина?..
– Теперь ты…
– Я?
– Трахни меня!..
Сиденья в «Порше» раскладываются в течение минуты, «Трахни
меня» – еще одна малобюджетная срань, 20 строк в обзоре за декабрь позапрошлого
года, французские инди
[20]
намного радикальнее штатовских,
пистолетное дуло в заднице как вариант альтернативного секса, разнесенной в
клочья задницей все и заканчивается.
– Трахни меня!.. Ну же!..
Спущенные брюки и задранное платье – не слишком романтично
для сюжета «парень встречает девушку». Да и когда Гарри встретил Салли, все
было совсем иначе. Что ж, ресторанные критики действуют гораздо жестче
официанток, никакого рассусоливания, никаких мелодраматических соплей, лобок у
Лоры выбрит тщательнее, чем выщипаны брови. Девка. Шлюха. Давненько я не трахал
шлюх. Должно быть, итальянский карабинер думал о том же.
Я прилипаю к Лориному лобку – подобно тому, как
кретиническая магнитная нашлепка прилипает к холодильнику. Остается выбрать
подходящий сюжет нашлепки, Микки Маус made in China, Дональд Дак made in
Taiwan, динозавр Рекс, слоненок Бимбо, лимон в ковбойской шляпе, апельсин со
звездой шерифа, кукурузный початок с наивным взором Мишель Пфайффер, веселая
корова с выменем Памелы Андерсон – «Я занимаюсь любовью лучше, чем готовлю»…
Пожалуй, мне лучше всего остановиться на ковбойской шляпе.
Холод внутри Лориного тела обжигает.
Девка. Шлюха.
Ее руки не обвивают мне затылок, глаза ее открыты, но и мои
– открыты. С широко открытыми глазами я разряжаюсь в нее, ее спина выгибается
дугой, так вот как выглядит родео, не потерять бы шляпу. Ковбойскую.
– Как ты? – задаю я Лоре обычный для таких случаев
вопрос.
– Я в порядке.
– Тебе понравилось?
– Техника 4:7, артистичность – 4:1.
Вот что будет написано в долбанутом на всю голову «Live
ournal»: «Сегодня перепихнулась с коллегой по работе, и что только на меня
нашло? Техника 4:7, артистичность – 4:1. На международные мы не попадаем.
Памятка кающимся: не спите, где работаете, не нарушайте заповедей Христовых. Но
пасаран, камарадос! Бандьераросса!»
Leave the comments.
– …Слезай с меня. Разлегся.
– Да. Прости.
Некоторое время мы лежим рядом – задранное платье, спущенные
брюки.
– У тебя маленькие соски, Лора… – говорю я для того,
чтобы хоть что-то сказать. – Совсем детские…
– Ты трогал детские соски? Извращенец.
– Когда ребенок был ребенком…
– Заткнись, милый. Тем более что до тебя это уже
сказали.
Действительно, сказали. Я и забыл, но вспомнить не
составляет особого труда, Вим Вендерс, педальный конек Парижа и Техаса, я уже
не в состоянии отличить кино от реальности, она подкладывается под кадр, как
Лора под меня, – и ничего, кроме холода внутри. Когда ребенок был
ребенком, он и тогда не видел ангелов, ни в небе над Берлином, ни в любом
другом небе. Когда ребенок был ребенком, он мог лицезреть только пьяного папашу
и собачий поводок, на котором папаша собирался повеситься. И папашиных шлюх,
таких же черно-белых, как и ангелы Вендерса; ангелы, шлюхи – все они толкутся
на крохотном пятачке между Лорой и Тинатин, если Лора – шлюха, значит, Тинатин
– ангел?.. Вот откуда привкус пластикового стаканчика, ангельские крылья всегда
казались мне сомнительной бутафорией.
– Она ангел, Лора…
– Господи, какой же ты мудак!
Лора отворачивается, в этом повороте головы столько
презрения и столько муки, что становится ясно: она думает о том же, с той лишь
разницей, что шлюха – я. Прекрасный жиголо – несчастный жиголо, как раз в духе
престарелого марлен-дитриховского мундштука, хотя у нее, скорее всего, припасен
для меня совсем другой эпитет.
С волосами Лоры происходит что-то странное.
Мне кажется, что они растут – прямо у меня на глазах.
Вытягиваются в струнку, так будет вернее. Вытягиваются в струнку, становятся на
цыпочки, им явно хочется быть длиннее, достигнуть плеч, хоть в чем-то походить
на волосы Тинатин.
Бедная Лора. Бедный я.
Жалость к Лоре длится не дольше секунды, потом ей на смену
приходит раздражение, не будь этой фальшивой суки, еще неизвестно, чем закончился
бы мой вечер с Тинатин. Возможно, не так плачевно, возможно, мне бы удалось
удержать ее, а не довольствоваться дешевым и безвкусным, как кофе из автомата,
спарринг-сексом с (гы-гы, бу-га-га, нахх!) ресторанным критиком.
– Надеюсь, триппера у тебя нет, – говорит Лора.
– У тебя, надеюсь, тоже.
– Вообще-то, я и не думала спать с тобой.
– Я тоже.
– Это худшее, что могло со мной случиться.
– Со мной тоже.
– Лучше бы я воспользовалась вибратором.
– Лучше бы я воспользовался порнухой с гермафродитами.
– Лучше бы ты воспользовался презервативами.
– У тебя середина цикла? Или все-таки триппер?
– Действительно мудак… Надеюсь, мы благополучно забудем
об этом.
– Надеюсь.
Знает ли Лора то, что знаю я? Ничего мы не забудем. Каким бы
дешевым и безвкусным ни был наш спарринг-секс, он посвящен ангелочку в черных
очках, он случился сразу же после того, как ангелочек нас покинул. И мы всегда
будем напоминать друг другу о существовании ангелочка, Лора влюблена – так же
отчаянно, как и я, вот и волосы ее вытягиваются в струнку, становятся на
цыпочки.
Впечатлительная натура, кто бы мог подумать!
Мы никогда не были особенно близки с Лорой, теперь что-то
подсказывает мне – мы не расстанемся. Вряд ли это означает, что мы когда-нибудь
снова окажемся в одной постели (в «Порше» или в «Мицубиси Талант», или в
массажном салоне Хайяо), нет, – достаточно будет не выпускать друг друга
из поля зрения. Только это не даст нам забыть, что сегодняшний вечер был, и что
он был правдой. К тому же я несколько раз представлял Лору – задушенной
бретельками от лифчика, располосованной кухонным ножом, – а такие
воспоминания иначе как интимными не назовешь. Сегодня все – интимно. Даже
слишком.
– Верни мне галстук.
– Что?
– Верни мне мой галстук.
– Да, конечно… Может быть, поужинаем где-нибудь?
– Ты это серьезно?
– Почему нет?
– Знаешь, милый… Что-то не хочется.
Узел «кристенсен» стоически сохраняет форму, он наверняка
выглядит лучше, чем Брэндон на электрическом стуле.
