– Привет, – говорит Август.
– Присоединяйся, милый, – говорит Лора.
– Я, пожалуй, воздержусь, – говорю я. – Не
будем превращать эротику в порнографию.
– А он не такое чмо, каким показался мне
вначале, – смеется Август.
– Первое впечатление – самое верное, – смеется
Лора.
Первое впечатление от Лоры и Август, наполовину скрытых
бортиками джакузи: обе они брюнетки, хотя поначалу ежик на голове Август
показался мне белесым. Как и у всех брюнеток, их ключицы выглядят
целеустремленными, груди заносчивыми, а соски – амбициозными. Спать с
брюнетками – сущее наказание, об этом я знаю из прошлого опыта, они не просто
трахаются с тобой – они руководят процессом, они избегают слова «любовь», что
роднит их с мужчинами, и упирают на междометия, что роднит их с портовыми
докерами, впрочем, портовые докеры – тоже мужчины. Брюнетки даже во сне
остаются сами собой, их сны реальны, как запах пота, и так же резки, никакой
расплывчатости; воздушный змей не поднимет человека, никто не выиграет у
однорукого бандита миллион, в револьвере шесть пуль, мать Иисуса звали Мария –
брюнетки знают это наверняка. Совсем не то, что блондинки, особые разночтения
вызывает у них имя матери Иисуса, тут возможны самые разные вариации – от
Клеопатры до Катрин Денев.
Бесстыжие брюнетистые ангелы, подобные Лоре и Август, вечно
занимают в кинотеатрах не свои места.
– У него забавное выражение лица. – Август
откровенно разглядывает меня. – Немного дебильное, но все равно –
забавное.
– Он думает, – откликается Лора.
– И ты даже знаешь о чем?
– Ну… Например, проколот у тебя клитор или нет.
– А может, что-то подобное он думает о твоем?
– Нет. Мой он уже…
Лора готова продолжить провокационную фразу, но Август
кладет руку ей на губы:
– Я прошу… не нужно.
Только теперь я начинаю различать двух сестер-близняшек в
ванной: нагота Лоры вооружена до зубов, а у Август… У Август есть бреши в
обороне. Обе они в подробностях изучили страсть, но ничего не знают о любви,
или нет, не так: о любви им рассказывали совсем разные люди и совсем разные
вещи, отраженный свет преломился в них неодинаково. Исповеди, которые
приходилось выслушивать Август, были не лишены романтизма, циничные откровения
за пивом и рыбешкой из оникса достались Лоре. Обе они холодны, но Август на
несколько градусов теплее, луковицы голландских тюльпанов в ее присутствии
замерзнут, хотя и не сразу. Зато у кабачков цукини будет шанс выжить.
– По-моему, он влюблен, – высказывает
предположение Август.
– Не исключено, – Лора все еще улыбается.
– А если и влюблен, то не в тебя, принцесса. –
Август умеет наносить удар.
Лоре вовсе не нравится такой поворот, она плещет водой в
лицо Август, будь у нее в руках револьвер с шестью пулями, Август получила бы
их: по одной на каждый глаз, по одной на каждый сосок, еще одна влетела бы в
рот, еще одна легла бы между бровей.
– Разве есть люди, не влюбленные в меня?
– Я знаю по крайней мере троих. Хорошо, что у Лоры нет
револьвера.
– Но ты-то, ты-то… любишь меня? – Пальцы Лоры
касаются пальцев Август.
– Конечно. – Пальцы Август касаются пальцев Лоры.
Их тела просвечивают, я вижу, что у них внутри, никакое это
не откровение: если я вижу в темноте, то разглядеть, что спрятано у девушек под
кожей, не составит труда. Плевое дело. Дырокол вместо сердца у Лоры (влияние
Хайяо оказалось сильнее, чем я предполагал). С Август сложнее – мелкие,
сцепленные друг с другом детали, но ничего такого, на что бы я не наткнулся в
ее ящиках, ничего такого, что удивило бы меня: одна из шахматных фигурок
(ферзь), леденец, покрытый табачными крошками, тюбик с детским кремом.
Я еще не научился по-настоящему обращаться со своим даром:
видеть то, чего обычный человек не увидит, можно ли разработать его, отшлифовать,
довести до совершенства? Сказать по правде, мне самому не хотелось бы этого,
дырокол в Лориной груди выглядит удручающе. И слава богу, что видение
заканчивается, едва начавшись.
– Твой приятель, он грустит. – Август по-прежнему
говорит обо мне в третьем лице.
– Он и правда влюблен. – Лора наконец-то берет
себя в руки.
– Не в тебя.
– Не в меня. Он влюблен, потому и приехал.
– 9Я9 Его девушка в Москве?
– Его девушка! – голос Лоры полон сарказма. –
Его девушка еще не в курсе, что она – его девушка.
Лора, что ты задумала, Лора?..
– Но ради нее… Ради нее он уже угнал джип.
– Что ты говоришь? – теперь Август смотрит на меня
с неподдельным интересом. – И какой?
– Черт его знает, – Лора, в отличие от Август, не
слишком разбирается в тачках. – Впечатляющий. По-моему, такой же, какой ты
продала Самолетовой в прошлом году.
– «Тойота»?
– «Тойота», да.
– Круто! Она должна это оценить. – Август
простодушна. Даже слишком, даже для летных курток, пожарных курток и курток
разносчиков пиццы.
– Она? Она этого не оценит, уж поверь мне.
Лицо Лоры. Все, что я вижу перед собой, – застывшее
лицо Лоры. И не только лицо. Вода, доходящая до Лориных сосков, – она тоже
застыла; корка льда, тонкая вначале, с каждой секундой становится все толще,
все крепче, интересно, заметила ли это Август? Нет, конечно нет.
Резиновая уточка, плавающая рядом с Август, умиляет.
– Дай мне халат, – командует Лора.
Вросшая в лед, как она думает выбираться?
Никаких затруднений, от Лоры пахнет сладкими миндальными
орехами, но даже этот запах не может перебить запах мокрого железа – того, что
в груди у Лоры, дырокол-то был не пластиковым, железным!.. Я набрасываю халат
ей на плечи.
Картинка почти идиллическая.
– Отлично. Отлично себя чувствую.
Лора лжет, она чувствует себя совсем не отлично, ванна не помогла,
и Август не помогла, и пена с запахом миндальных орехов, и резиновая уточка,
Лора страдает. Все то, что она сказала обо мне и Тинатин, относится и к ней.
– Твой приятель сварит нам кофе? – спрашивает
Август.
– Я сама сварю нам кофе.
…Кофе по ресторанному критику из попсового журнала для
легковерных тамагочи: много кофе, желательно разных сортов, чуть меньше корицы,
еще меньше гвоздики, еще меньше имбиря. Кофе получается вполне сносным. Мы пьем
его в разных углах: Август сидит на полу, сложив ноги по-турецки, Лора валяется
на диване, я пристроился в одном из кресел.
– Днем я должна быть на Пречистенке. – Август
лениво болтает ложечкой в чашке. – У меня съемки. А вечером можно
забуриться в клубешник. Я знаю отличное местечко, ты там еще не была.
