Бессмысленность происшедшего очевидна.
Из Лориных глаз течет влага, но я бы не стал называть ее
слезами. Что-то подтачивает Лору изнутри, что-то сжирает ее, возможно, раньше
секс с кем угодно и когда угодно и приносил облегчение, теперь нет и этого.
– Начни писать рассказы, – советую я, размазывая
сперму по ее животу.
– Ну почему… почему, когда ты открываешь рот, мне
хочется вмазать тебе по морде?
– Это тоже может служить темой рассказа.
– Выступай со своими проповедями в церкви, милый.
– Я не верю в бога.
«Бога нет. А в выходные и водопроводчика не доищешься».
– Таких идиотов, как ты, нужно еще поискать.
– А таких дур, как ты, сколько не ищи – все равно не
найдешь.
– Я неправа. Ты не идиот. Ты даже не подонок, и жалким
типом тебя не назовешь. Ты – ничто. Абсолютное ничто.
Слова Лоры нисколько меня не задевают, она и не стремится
меня задеть, такой печальной я ее еще не видел.
– Тебе не кажется, что мы могли бы составить
превосходную пару, принцесса?
Мы и вправду превосходная пара: покладистый член и двуличная
вагина, набор шестеренок, без усилий притирающихся друг к другу, вкладывающихся
друг в друга; стручки фасоли, которые вывалились из подола богородицы, две
намертво слепленные страницы журнала, неизвестно, что послужило цементирующим
составом: кетчуп, яичный белок, рисовый отвар, сопли тамагочи, упивающегося
визуальным рядом фильма «Селина и Жюли совсем заврались».
Лоре не быть надеждой новой русской романистики. Никогда.
Секс в ее исполнении… спросите что-нибудь полегче, выковыривать занозу из
пальца – и то интереснее, сводить бородавки – и то увлекательнее, то же самое
она думает обо мне. Я почти уверен в этом. Уверен.
– Ты надеешься сегодня увидеть ее? – Лора не
выдерживает первая, я знал, что она не выдержит.
– Надеюсь. Так же, как и ты.
– Думаю, ей не очень бы понравилось, если бы она
узнала, чем мы с тобой занимались.
– Думаю, ей на это совершенно наплевать.
– А что будет потом?
Так далеко я не заглядываю.
– Когда потом, Лора?
– Когда ты увидишь ее.
– Так далеко я не заглядываю. Сначала я должен увидеть
ее…
Мой ответ не устраивает Лору: она закусывает губу, хмурит
брови, запах сладких миндальных орехов улетучился, теперь от Лоры прет мокрой
собачьей шерстью, несвежим телом, водорослями, тиной, гниющей рыбой и еще
чем-то не менее отвратительным. Ревность в чистом виде. Такая же холодная,
такая же концентрированная, как и все остальные чувства Лоры.
– Не слишком ли ты, милый, губу раскатал?
– Не слишком.
– Себе на беду.
– Мне все равно.
Мне хочется избавиться от Лоры. Не таким радикальным
способом, каким я избавился от Макса Ларина и кавказцев, что-то подсказывает
мне: с Лорой все будет проще. Для этого достаточно смять журнальную страницу.
«Резня бензопилой в Техасе»
* * *
…»А… «Autumn In New York ».
Магнитола в «Тойоте Лэнд Крузер» тоже поддерживает формат
МРЗ, я прихватил с собой диск Август – с джазовым вокалом. Джаз меня
расслабляет, голоса (два мужских и один женский) плавают по салону, осень в
Нью-Йорке… Знаю ли я кого-нибудь, кто наблюдал осень в Нью-Йорке? Осень сама по
себе не имеет никакой ценности, Нью-Йорк наверняка тоже, а субъективное,
подслащенное синкопами мнение двух мужчин и одной женщины меня не интересует,
жопе слова не давали, как сказал бы Великий Гатри. Но это все равно хорошо,
чертовски хорошо!..
Я в отличном расположении духа, хотя немного трушу. Найти по
карте, лежащей в бардачке, метро «Улица Скобелевская» не составляет труда,
район называется Южное Бутово, это и есть юг Москвы, самый юг, клуб «Hangar
51-19» находится там, и у меня есть ровно полтора часа, чтобы туда добраться.
Даже по московским меркам вполне достаточно.
Никто не сопровождает меня, кроме Сонни-боя, я выскользнул
из квартиры Август, когда Лора еще спала. Я же совсем не хочу спать, хотя не
смыкал глаз последние двое суток. Стоит ли отнести этот факт к вновь
открывшимся возможностям моего организма? Я вижу в темноте идет пунктом номер
один, я могу жрать все, что угодно, и в самых разных, совершенно не стыкующихся
комбинациях – пункт номер два, я болтаю с кроликами – пункт номер три. И вот
теперь: сон мне совершенно не нужен. И хотя прошла всего лишь пара суток, а не
пара недель, я почему-то уверен в этом.
Еще одна, невесть откуда взявшаяся уверенность: ни один
гаишник меня не остановит, я могу таранить своей «Тойотой» улицы Москвы
совершенно безнаказанно, никому и в голову не придет меня остановить, никто не
полезет в бардачок за «Глоком» и документами, принадлежащими Максу Ларину,
никто не покусится на клетку с Сонни-боем.
Понравилась ли тебе Август, Сонни-бой?
Секс с Лорой – ты ведь меня за это не осуждаешь?..
Сонни-бой – плохой собеседник, но хороший слушатель.
Вытянуть из него хоть что-то о старых владельцах не
представляется возможным, хотя я знаю по крайней мере о двух. Вернее, о трех:
Максе Ларине и парочке из Штатов. Бонни и Клайд – не больше и не меньше. Их
кролика тоже звали Сонни-бой (вряд ли это был ты, так долго ни один кролик не
живет), он, единственный, остался в живых, после того как Бонни и Клайда
изрешетили пулями у обочины дороги в Техасе, хозяйки – вот кого тебе не
хватает, Сонни.
Хозяйки – да, да!
Тинатин могла бы стать отличной хозяйкой.
И мы разъезжали бы по дорогам, все втроем, почему нет?
Никакой криминальщины, конечно, не будет, никаких налетов на банк, никаких
больших ограблений поезда – в том случае, если этого не захочет сама Тинатин, а
если захочет… Что ж, слово дамы – закон. А слово девушки, в которую я отчаянно
влюблен, – закон в законе. Я способен на все, ради нее.
А ты, Сонни?..
Если сегодня я увижу Тинатин – обязательно спрошу у нее, как
она относится к кроликам. Вряд ли это будет первый вопрос, который я ей задам,
но в первой тройке вопрос о кроликах всплывет обязательно.
Есть ли у меня шанс?
Есть ли у меня шанс заинтересовать тебя? Пригласить тебя в
кино или еще куда-нибудь, поболтать о милых, ничего не значащих пустяках, стать
нужным тебе – вот о чем я спрошу Тинатин в первую очередь. А уже потом – о
кроликах.
Я в отличном расположении духа. В отличном.
Даже Москва этого не портит, хотя Москва в состоянии
испортить любую обедню. Из историй, рассказанных Пи: в Штатах, так жестко, так
жестоко обошедшихся с Бонни и Клайдом, существуют города-призраки. Их немного,
они сконцентрированы в Неваде и на прилегающих к Неваде территориях, брошенные
дома, брошенные почтовые отделения, брошенные, вросшие в землю автомобили –
колеса сняты, металл проржавел почти до прозрачности, сквозь сиденья
пробивается трава. Зрелище, которое привлекает сусликов, туристов и раскаленные
ветра из Аризоны, точно таким же городом мне всегда казалась Москва.
