Ярко-рыжие, с красным отливом вихры, торчащие в разные
стороны, черно-белая арафатка, кольца на всех десяти пальцах; существо похоже
на Лору и Август одновременно – и это ухудшенный вариант их обеих.
– Ты наконец-то снимешь меня с мундштуком, пупсик?..
– А ты можешь помолчать хотя бы минуту, Билли? Билли.
Модная писательница. Я мог бы и сам догадаться.
– Я хочу, чтобы с мундштуком…
– Дался тебе этот мундштук!
– А может, мне раздеться? Писатель полностью раскрылся
перед своим читателем, он безгранично ему доверяет… Как тебе такая идея,
пупсик?
– По-моему, хреновая, – Август теребит себя за
мочку уха.
– А по-моему, очень даже. Символично. Концептуально.
Опять же – эпатажно.
– Это солидное издание, а не «Плейбой», солнце. Не
стоит об этом забывать. И потом, где ты видела фотографии голых писательниц?
Билли морщит лоб и надувает губы.
– Все потому, что большинству писательниц нечего
предъявить, кроме пудовых целлюлитных ляжек, растяжек на брюхе и доек пятого
размера. А мне стыдится нечего, у меня с фигурой все пи-па-по.
Дурацкое «пи-па-по» (что, очевидно, означает более
приземленные «нормалек» или «о'кей») Билли произносит в нос, на французский
манер. Билли и похожа на француженку: не ту, конечно, что ездит на мотоцикле
«Honda» и пьет аперитивы в парижском cafe Vavin (об этом кафе мне как-то рассказывал
Великий Гатри), а ту, которая собирает устриц в Нормандии.
Профсоюзам на нее насрать.
– Нет, солнце. – Август тверда, как
кремень. – Давай придумаем что-нибудь менее агрессивное, чем «ню».
– Тогда с мундштуком.
– С мундштуком – банально.
– Я могу оставить при себе арафатку и кольца, –
Билли все еще не желает уступать. – А все остальное сниму. Или вот еще…
Если бы у тебя была игуана, я могла бы сняться с игуаной.
– У меня нет игуаны.
Билли складывает ноги по-турецки и подпирает подбородок
ладонью.
– А помнишь… Когда мы жили вместе, то завели собаку.
Забыла, как ее звали…
Август морщится, непонятно, что вызвало у нее такую
реакцию, – собака или воспоминание о том, что они с Билли когда-то жили
вместе.
– Султан. Ее звали Султан.
– Точно! – Билли радуется, как ребенок. –
Султан! Гребаный Сулька. Где он сейчас?..
Это у тебя надо спросить, где он. Я тогда уехала на месяц, а
ты свалила из дома и оставила собаку без еды, питья и сортира. На целую неделю!
– На пять дней, пупсик, всего лишь на пять дней.
– Ну да, а когда я вернулась и открыла дверь, то он
проскочил мимо меня – и с концами. К тому же он сгрыз все ботинки, пока ты была
в загуле.
– Да ладно тебе, пупсик. Зато ты после него обновила
гардероб… О! А это что за чмо? – Билли, наконец-то снисходит и до меня.
– Это – приятель Лоры, – Август снова напрягается,
пытаясь вспомнить мое имя.
– Макс, – подсказываю я.
– Точно.
– Какой Лоры? – на лице Билли появляется
неприязненное выражение. – Этой дешевки из Питера? Которая пишет всякую
галиматью в какой-то их провинциальной стенгазете?
– Из Питера. Да.
– Могу дать ей интервью.
– Если она захочет. – Чувств к Лоре у Август
несомненно больше, чем чувств к Билли.
– Ха-ха! Какой отстой! Если она захочет! Я, между
прочим, уже отсняласьу Канделаки, и в «МК» статья вышла, так что мне на твою
Лору начихать.
– Не заводись, солнце, – Август делает
примирительный жест рукой. – А то на фото все вылезет.
– Что – «все»?
– Твой паскудный характер, вот что.
– А когда-то ты говорила, что я прелесть и кожа у меня
пахнет базиликом.
– Правда? – изумляется Август. – В бреду я
была, что ли?
Это называется любовная горячка, пупсик. Зов плоти, причуды
либидо. А это чмо тоже журналист? – Билли посылает мне полный неприкрытого
превосходства взгляд.
– Я не журналист.
«Я не журналист». Вот я и произнес это вслух. Узкая
береговая полоска «Полного дзэна» стремительно отдаляется от меня, скоро она
исчезнет в тумане. Но я был там, я провел уйму времени на берегу, усеянному
обломками адаптированных текстов, краденых мыслей, взятых напрокат чувств. Я
был там, и ничего хорошего там нет.
Теперь я знаю это наверняка.
– А Лора говорила, что ты журналист. Работаешь вместе с
ней, – уличает меня Август.
– Лора ошибалась.
– Послушай, Макс… Вы ведь должны были этот вечер
провести вместе… Должны были поехать в клуб… Как же он называется…
Я совсем не горю желанием помочь Август вспомнить название.
– «Ангар 51-19». Так, кажется?
Вот черт, Лора все разболтала!..
– Мы разминулись. Должны были встретиться в центре, но
она не подъехала.
– О! А я знаю этот клуб, – подает голос
Билли. – Попсовое заведение, правда, у хрена на рогах. К тому же оно уже
год как не работает.
Август закусывает губу, а затем подбирает лежащий в гамаке
мобильник и принимается щелкать кнопками; она набирает Лорин номер, чей же еще.
Мне легко представить, как звонит телефон Лоры: музыкальная тема из «Розовой
пантеры» и всплывающая на дисплее надпись:
Avgyst sweetness.
Мне легко представить, где он звонит: в пяти сантиметрах от
поверхности земли, среди сгнивших листьев и мелкого песка. Через какое-то время
кончится заряд и Август услышит в трубке: «Абонент недоступен или находится все
зоны действия сети».
Вряд ли это ее успокоит.
Волнение Август мне не нравится, волнение Август мне совсем
не по душе.
– А ты сам не поехал в этот клуб? – продолжает допрашивать
меня она.
– У меня изменились планы.
– Изменились планы? Ты больше не ищешь ту девушку?
Я недооценил Август. Она не помнит, как меня зовут, но
хорошо помнит, что я влюблен и ищу девушку, в которую влюблен, и только ради
этого я здесь. Важен совсем не я, важно то, что я влюблен и ищу девушку. Я
недооценил Август, относительно Август я ошибся, не только разные люди
рассказывали ей о любви, она и сама может кое-чем поделиться. Август хорошо
знает, что такое быть влюбленным и искать.
Август лучше, чем Лора, и намного лучше, чем припадочная
Билли, у нее умные бесстрашные глаза; единственное, чего мне хочется, –
чтобы она закрыла их на происходящее. В конце концов, ничего криминального не
произошло, просто ее подруга Лора затерялась в Москве, она могла поехать куда
угодно; Август ведь не единственная, кто ждет Лору, кто всегда рад ей.
