– Так она несвободна?
– Видишь тех двоих? Телохранители ее нынешнего
бойфренда. Один неверный шаг – и они заставят тебя сжевать собственные носки. А
потом можешь запить все это моим коктейлем.
В сторону, указанную Лорой, лучше не смотреть, я примерно
знаю, как выглядят телохранители: ничего общего с Кевином Костнером из
одноименного фильма.
По сходным причинам Лора отбраковывает еще с пяток
кандидаток на мои презервативы, ее знанию светской жизни ЭсПэБэ можно только
позавидовать, она разбирается не только в лазанье и стриптизе, надо же!.. Я
совсем падаю духом, когда к нам подплывает г-жа Паникаровская. Ее полуобнаженная
грудь (что за декольте, господи ты боже мой!) покачивается, как бакен на волне,
ударная сила самой волны столь велика, что я не сразу замечаю плюгавого
мужичонку в кильватере.
Судя по подобравшейся физиономии Лоры и по ее съежившемуся
мундштуку (Марлен Дитрих была бы сильно разочарована) – это и есть «Он». Я
явственно вижу ангелов, витающих над его покрытой коротким седоватым ежиком
головой: чумазых ангелов автозаправок, их отяжелевшие крылья шуршат и
похрустывают купюрным хрустом, во рту у каждого – монета, золотой соверен,
такие не выпускают уже столетие. Как минимум.
Все замедленно, как в съемке рапидом, – троекратные
лобзанья с Лорой, губы при этом жеманно зависают в сантиметре от щек; легкий
кивок в мою сторону: «Здравствуйте, Макс! Рада видеть!»
– Это…
Кажется, г-жа Паникаровская произнесла имя своего спутника,
оно вполне бы сгодилось для какого-нибудь культа: жертвоприношения на алтарь и
факельные шествия обязательны, чашу для причастия лучше всего наполнять
коктейлем «Проверь ширинку».
– …А это наш Макс. Тот самый, который так тебе
понравился, дорогой.
Некоторое время я раздумываю, к чьей бы руке приложиться в
первую очередь: самой г-жи Паникаровской или ее муженька, впрочем, «муженек» –
не самое подходящее слово. Совсем неподходящее.
Capungo.
Таких вот capungo полно в бондиане и у Тарантино с
Родригесом, и у десятков киносошек помельче: легко узнаваемый типаж плохого
латиноамериканского парня с лиловыми губами и метровым слоем геля на гладко
зачесанных волосах. Capungo всегда стреляют из-под полы, выбрасывают нож из
рукава, играют краплеными картами и ставят на зеро. Capungo всегда или
сутенеры, или набитые под завязку наркодилеры (даже вместо перхоти у них
кокаин); или то и другое вместе, но основное их амплуа – убийцы-неудачники, из
тех, кто редко дотягивает и до середины фильма. Если исключить гель и гладко
зачесанные волосы – передо мной типичный capungo. К тому же благополучно
перекочевавший в сиквел.
– Да. Я помню, дорогая.
Ни черта он не помнит, но, как и у всех capungo, у него есть
страстишка – большая белая женщина из ближайшего к складу с кокаином борделя.
Именно ей он жалуется на изжогу, тяжесть в мошонке и засилье взяточников в
полиции; изголовье ее кровати – единственное место, где еще можно обнаружить
распятие: capungo никогда не уходят на дело без молитвы.
У capungo, стоящего сейчас напротив меня, другие проблемы,
но большая белая женщина – та же. Выписанная прямиком из борделя. Обстановку, в
которой была зачитана моя статейка, представить при известной доле воображения
несложно: ванная комната, больше смахивающая на поле для мини-гольфа, мраморный
пол, джакузи в обрамлении свечей. Джакузи предназначено исключительно для г-жи
Паникаровской, ее capungo обходится демократичной душевой кабинкой. Там-то его
и накрыли киноэкзерсисы, «не правда ли – забавно, дорогой, хи-хи-хи, Макс –
душка, хи-хи-хи, ты только послушай, что он тут понапридумывал!» Из всего
прочитанного он наверняка услышал лишь четверть, а запомнил и того меньше,
разве что «Макс-душка, хи-хи-хи», упоминание неизвестного мужского имени его не
напрягает, особенно в контексте «душки». С тем же успехом г-жа Паникаровская
могла бы прощебетать: «это колье такая душка» или «этот «Порш» такая душка».
Его не напрягает даже вероятность того, что большая белая женщина может завести
себе любовника: после стольких лет работы по узкопостельной специальности
подобная вероятность практически равна нулю.
Я мычу что-то нечленораздельное, рад э-э… счастлив э-э…
польщен вниманием э-э… но capungo не слышит меня и сейчас – какая, хрен,
разница, что там вякает пузатая мелочь, не стоящая и набойки на каблуке его
дражайшей половины.
– Удачный у вас галстук, – неожиданно произносит
он.
Мундштук Лоры одобрительно упирается мне в бок, г-жа
Паникаровская растягивает губы в самой лучезарной улыбке: ай да Брэндон, ай да
ресторанный критик! – будем надеяться, что электрический стул, на который
его не сегодня-завтра усадят, окажется не слишком жестким. Или его уже
усадили? – не забыть бы спросить у Лоры.
– Макс – моя гордость.
С тем же успехом г-жа Паникаровская могла бы прощебетать:
«это колье – моя гордость» или «этот «Порш» – моя гордость», мне остается лишь
гадать, не разрушит ли ее спонтанное признание нашей нежной дружбы с Лорой.
Об этом я подумаю завтра, как говаривала Скарлетт совсем по
другому поводу, сейчас меня целиком занимают мысли о галстуке самого capungo. В
жизни не видел ничего более омерзительного, рядом с ним даже мои
ублюдочно-бордовые кошки автоматически переходят в разряд пум. Или леопардов,
или что-то вроде того. Кусок грязно-зеленого шелка в форме селедочного хвоста,
с потрохами продающий скромное хобби capungo. He карты, не деньги и не два
ствола.
Гольф.
Или все-таки мини-гольф? если уж рельеф и масштабы ванной
комнаты позволяют…
Гольф, так будет вернее, на селедочном хвосте я насчитал три
стилизованных фигурки с клюшками, остальные скрыты пиджаком. Узел кажется
завязанным намертво – фабричным способом, не удивлюсь, если он болтается на
резинке, скрытой от посторонних глаз воротником. Любой уважающий себя тамагочи
– побрезговал бы воспользоваться таким галстуком и в качестве салфетки – для
того чтобы вытереть руки после бизнес-ланча. Овощной суп, салат с
морепродуктами и свежевыжатый сок, пить соки из пакетов тамагочи не станут ни
при каких условиях, консервантам в их наскоро сочиненной религии отводится
место приспешников Сатаны – суккубов или инкубов, в зависимости от пола
тамагочи. Единственный способ избежать соития с ними – сертификат об окончании
курсов дайвинга. В квартирах (берлогах, иглу, шале, бунгало) всех без
исключения тамагочи он занимает центральное место, он – ведущая деталь
иконостаса, он – амулет и оберег, чеснок и серебряная пуля, и ведические руны
по совместительству. Курсы дайвинга – высший пилотаж, который может позволить
себе среднестатистический тамагочи. Высший – за исключением мантр, их
содержание сводится к «в апреле обломится отпуск, и я двину на тибет и,
возможно, увижу там далай-ламу, или на крайняк Бориса Гребенщикова… в апреле я
двину на тибет… в апреле я двину… жаль, что не на собственной яхте, яхта – это
только к тридцати пяти… заиметь ее к тридцати пяти – говно-вопрос, то-то
поразится далай-лама, не забыть бы сказать ему об этом…» Курсы дайвинга
тамагочи посещают по выходным, сразу же после визита в солярий и к знакомому
курду-массажисту. Остальные дни недели они заняты непосильной офисной работой и
щербатой ненавистью к типам, которые могут позволить себе такие вот галстуки.