— Ты — идиот! Ты — юный кретин! У тебя вместо мозгов снежная крупа, не иначе! — Он чуть склонился ко мне, тщательно выплевывая каждую фразу. Глаза его беспокойно шарили по залу, то и дело цепляясь за скучающего в своей будке стражника-распорядителя. Тот, закрытый от нас зачарованным стеклом, грелся у крошечной печки и поглядывал в нашу сторону с нескрываемым любопытством. — Тебя разыскивает вся стража города, а ты являешься в тюрьму сам?! Идем!
Он схватил меня за локоть и потащил в один из черных коридоров. Я не сопротивлялся. Я не хотел сопротивляться. В этом городе больше никто бы не стал меня слушать, и только к старшему стражнику ан Лавою я мог обратиться за помощью.
— У нас почти все камеры забиты подозреваемыми! Старик Данер попросту взбесился! Совету Шапки пришлось вмешаться и потребовать прекращения арестов, пока не разберутся с теми, что уже схвачены. Он отказался, и тогда его сняли с поста. Так что тебе просто повезло, что ты так свободно сюда пришел! Счастье любит дураков! — сипел толстяк. — Хочешь отправиться на лед? За смерть Данера по голове не погладят! Выбросят голышом на мороз — и все, отплясался, да-да!
— Как вы оправдались, мастер Лавой? Вы же держали дверь, когда я убегал? — отстраненно поинтересовался я. Стражник подпрыгнул от неожиданности:
— Замолчи! Замолчи! Ты хочешь и меня туда отправить?! Чего же я тебе такого сделал?!
Наконец мы пришли в небольшую допросную камеру, как две капли воды похожую на ту, где я познакомился с Ваном ан Лавоем. Лязгнула, закрываясь, дверь, и толстяк затараторил:
— Себя не жалко — так хотя бы меня пожалей!
— Мой друг пропал. — Я не стал ходить вокруг да около. — Я думаю, что он угодил к вам. Может быть, вы видели его? Моего возраста, рыжие волосы, огромный синяк на половину лица.
— Был такой, — нехорошо прищурился стражник. — Я его лично досматривал и допрашивал. И ты знаешь, что я обнаружил при досмотре?
Мои плечи опустились сами собой. Я надеялся, что обошлось. Что его просто задержали на время, пока не выяснят, кто он и откуда. Но раз вскрылась принадлежность к гильдии…
— Он сбежал оттуда. И его туда продали, — вырвалось у меня.
Как будто слова могли помочь преступнику, угодившему в руки закона… Но я не мог остановиться. Меня холодило осознание, что Фарри может угодить на железные лесоповалы, что он находится где-то здесь, среди камер, и единственная причина такого счастья — мой вчерашний поступок.
— Значит, знаешь. Бывших воров не бывает, малыш! Да-да! — Он понизил голос и с намеком добавил: — Как и бывших убийц! Кто ступил на темную тропу — никогда с нее не свернет!
Наши взгляды пересеклись, и я не стал скрывать всей боли и отчаяния, что пробудились от новостей ан Лавоя. Толстяк моргнул один раз, другой. Его глаза округлились.
— Ах ты, мерзавец, — протянул он и резко отвернулся. — Ну ты и мерзавец! Ну, нельзя же так.
— У меня никого больше нет, мастер Лавой. Я же знаю, вы многое можете… — Я истязал эмпата своими страданиями, заставляя разделить мое горе.
— Он вор, демоны вас побери! Он сидит в камере с теми, кого на днях заберет баржа, идущая в железные леса. Как я могу… — неуверенно забубнил стражник. Он так и не обернулся. Он боялся обернуться.
— Пожалуйста! Вы же можете, я знаю!
Толстяк изумленно открыл рот, уставился на меня:
— Святая простота! Ты думаешь, что я всесилен? Думаешь, что…
— Помогите мне… Я же вам помог…
— Чем?! Тем, что убил того, кого я хотел посадить по закону?! Так я вернул этот долг, я удержал своих товарищей. Рискнул своей шкурой, чтобы тебя не сцапали! Если бы не я — ты бы уже болтался на морозе!
— У вас бы ничего не вышло в тот вечер. Он бы все равно извернулся.
— А вот это мы могли бы узнать только в тот вечер, а не мудро предположить здесь, да-да! — фыркнул стражник.
Я чувствовал его сомнения и продолжил атаку жалостью:
— Отпустите его, пожалуйста. Мы сегодня же исчезнем из города. Он же не виноват, вы знаете.
— Ты понимаешь, о чем просишь?!
— Вы можете, я знаю, — продолжил я канючить. В голове тем временем созревал нехороший план. Грубый, но способный убедить стражника. И, мне кажется, толстяк его почувствовал. Ван ан Лавой понял, что я могу быть не только маленьким хныкающим мальчиком. Что я могу расчетливо напомнить страже о том человеке, что держал дверь в дом проститутки, мешая им настигнуть убийцу Данера.
Светлый Бог, каким же мерзавцем я себя почувствовал в тот момент. Но Фарри… Если бы это помогло Фарри…
— Хорошо! — буркнул Ван. — Ладно, хе-хе. Никто ведь не пострадает, да?
— Мы сегодня же исчезнем из города! — поспешил я заверить толстяка. — Мы нашли место на корабле.
— Да-да, да-да, — забормотал ан Лавой. Глаза его потускнели, выдавая судорожную работу мозга. — В принципе никто и не заметит. Все камеры забиты. Опознание он прошел. Досматривал его только я… Да-да… Да-да… Проклятье, что ты со мной сделал, малец? В кого ты меня превратил?! Но с другой стороны… Ты избавил город от Головача. Ты не побоялся. Тебе же полагается награда, верно?
Он с сомнением глянул на меня, и я послал ему всю щенячью благодарность, на которую был способен.
— Ненавижу эмпатов, — скривился ан Лавой. — Ладно, никто не узнает, я постараюсь. Никто не узнает. Но клянусь щупальцами Темного Бога, поберегитесь! Сразу в порт! Если вас второй раз приведет стража… То я не смогу вам ничем помочь. Как бы ты ни старался! Ясно?
— Да! Конечно, мастер Лавой! Спасибо вам огромное! Спасибо!
— Назовем это справедливостью, — буркнул стражник.
Тюремщик, к которому пришел толстяк, лишних вопросов не задавал. Это был простой служака, не утруждающий себя размышлениями, как и зачем. Сказали открыть камеру? Значит, надо открыть. Пусть о причинах думают те, кому за это платят.
Звякая ключами на тяжелой связке, он покинул уютную будку и, бормоча себе под нос что-то, побрел по длинному коридору вдоль забитых людьми камер. Отовсюду неслись брань и требования. Люди тянули руки сквозь решетки, но тюремщик был глух и слеп. Ван ан Лавой шагал рядом с ним и тоже не обращал внимания на арестантов. А я держал голову низко опущенной, понимая, что большинство несчастных, оказавшихся здесь, попали в тюрьму по моей вине. И неизвестно, чем закончится это пребывание в темнице для каждого из них. Вдруг своим поступком я все же отправил кого-то в железные леса.
Кого-нибудь невинного.
— Здесь, — вскоре сказал тюремщик. — Помните морду-то?
— Конечно, — уверенно пророкотал Лавой. Смотрел он из-под полуопущенных век. Лениво, сыто, как начальник. Его смятение чувствовал только я.
Клацнул замок, надзиратель вытащил из ножен меч и потянул за тяжелый рычаг, открывая дверь.
