— А кого мне бояться? — спокойно сказал он. — Тебя, Гарик, я не боюсь. И Итальянца не боюсь. И Жору Каскета тоже. И вам бояться не советую.
— Знаем мы твои песни! — по-прежнему грубо сказал Гарик. — Что нам опять петь будешь?
Антон подошел к столу, сел на свой стул.
— Тебе, Гарик, пусть петухи на заре поют. А я к вам с серьезным базаром пришел. Если кого-то это напрягает — за холку не держу!
Петухи у братвы не в почете, эта фраза тоже прозвучала двусмысленно, с оскорбительным намеком. Но таким тонким, что не зацепишься.
— Ты ухватись сперва за холку-то! — процедил Гарик. Он оглядел собравшихся. — Что-то я не пойму, братва! То ли Антон «марочку» проглотил по дороге, то ли он и впрямь тут король, а?
Гуссейн сладко улыбнулся, прищурил черные глаза.
— Не кипешись, дорогой, — сказал он. — Человек войти не успел, а ты уже жало наставил, ответы какие-то требуешь. Нехорошо! Пусть говорит человек, чего ему от нас надо. А выводы будем делать потом.
— Базар простой и короткий, — сказал Антон. — Вы и сами все видите, все на ваших глазах происходит. Магазины водочные разгромили, Вартана убили, — это что, совпадения? Водка и дурь основную долю бабла дают, а сейчас, похоже, бабло по другим каналам пошло. И в другие карманы…
Антон откинулся на спинку, сложил руки на груди. Собравшиеся молча смотрели на него. Гуссейн продолжал давить сладкую улыбку, а на лице Гарика читалась открытая враждебность.
— Босой втихаря под Жору Каскета подстроился, что тот скажет, то и делает. Только вид напускает важный. Думаю, это он скормил московским Вартана, Батона и Рыбу с Адидасом. И еще кого-нибудь скормит обязательно.
— Босому выгоды нет, — бросил Итальянец.
— Еще какая! — возразил Антон. — Босой только на старом авторитете и держится. А так, за Каскетом, он вроде как и силу набрал. Пока им угождает, они его и держать будут.
— Стрелки переводишь?! Ты сам с москварями ламбаду танцуешь! — Гарик оскалился, навалился грудью на стол. Если бы здесь по обычаю стояла выпивка-закуска, он бы точно что-нибудь разбил. — Забыл, как рассказывал, что Буржуй тебе французский коньяк наливал по пять тонн баксов? А как они к тебе на день рождения приезжали?
— Да, у меня есть друзья в Москве, — спокойно ответил Антон. — С Буржуем я коньяк пил, а с Коричневым в Сандуны ходил. Только они там, а я здесь, друг к другу в дела мы не лезем.
— Складно поешь! — у Гарика раздулись ноздри. — Только никто тебе не верит… Так, пацаны?
Гуссейн, Ким и Итальянец переглянулись.
— Все может быть, — пожал плечами Итальянец. — Босой — рыба еще та… А на Антона я не думаю.
— Понял? — Антон посмотрел на Гарика. Тот отвернулся. И Антон продолжил:
— Вы и так не слепые, не глухие. Знаете, видите. Я ведь ничего нового не сказал, все и так ясно. Скоро всех нас по одному к рукам приберут — кому маслину в череп, кого в пристяжь определят. Надо что-то делать, братва. Не дело просто сидеть и наблюдать все это.
— Что предлагаешь? — впервые подал голос Кореец. Ему не нравился этот разговор. А особенно вытекающие из него последствия.
— Первым делом убрать Босого, — твердо произнес Антон явно заранее приготовленную фразу. — Выбрать нового Хранителя и дать московским оборотку.
— «Убрать» — это как? — поинтересовался Итальянец.
— Как угодно. «Дать по ушам» на общем сходе. Или… Но это на крайний случай…
Гарик вызывающе засмеялся.
— А-а, дошло наконец!.. — сказал он. — А вместо Босого поставить тебя! Так, что ли?
Все смотрели на Антона.
— Что за фигня?! — возмутился он. — Я же не воровской масти!
— Какая разница! — Гарик обрадовался, словно угадал в «Спортлото».
— Сейчас все по-новому… А ты уже заранее заботишься, чтобы все решили правильно!
— Зачем такие слова, слушай? — Гуссейн задрал густые брови, развел руками. — Может, человек и в самом деле помочь хочет! — Он повернулся к Антону. — А ты почему его цепляешь, рубаху рвешь? Ты всегда такой спокойный, выдержанный, тебя ведь звали Миротворцем, верно? Зачем подливать масло в огонь, когда и так горячо?
— Я все сказал, — покачал головой Антон. — Я не собираюсь разборки устраивать. И не гавкаю на других…
— А кто гавкает?! — перебил его Гарик. — Ты про кого это сказал?!
Гуссейн поморщился.
— Мудрость где? Где разум? Где дружба, наконец?
Гарик вскочил, с шумом отбросив стул.
— Вы тут дружите, а у меня дела поважнее есть!
Он вышел из бара, за ним тенью выскочил Степашка. Остальные молча смотрели им вслед.
— Я тоже пойду, — поднялся Итальянец.
— И я, — последовал его примеру Кореец.
Особо важное мероприятие закончилось ничем.
* * *
Антон и не рассчитывал, что все получится с первого раза, но все равно был разочарован. Видимо, объединить силы не получится: Гарик явно встал в контру, Гуссейн, как всегда, хитрит, Кореец с Итальянцем выжидают…
В быстром бесшумном лифте он поднялся на двенадцатый этаж, сел в VIP-кафе, заказал коньяку. Позвонил своему шоферу, велел подъехать через час.
Антон смотрел на раскинувшийся внизу город, пил коньяк и думал… о Буржуе. В конце концов, почему бы и нет? Московские против московских… Неплохой вариант. Только с какой радости, скажите, коронованный столичный вор станет вступать в этот конфликт? За деньги? У него своих немерено…
Он раздумывал над этим, когда в кармане зазвонил, заерзал телефон. Антон посмотрел на экран и тихо выругался. Звонил именно Буржуй. Словно подслушал его мысли…
— Здравствуй, Антон, — проговорил низкий хрипловатый голос. — Как поживаешь?
— Нормально, спасибо, — сказал Антон. — Что-то случилось?
— У меня все в порядке. Надеюсь, и у тебя тоже. Только не лезь ты в это дело…
— Какое?! — вскинулся Антон.
— В то самое. Каскет не сам по себе к вам приехал. Его общество послало.
Ах, вот оно что… Уже сдули! Кто? Итальянец? Гуссейн? Гарик?
— Ты все понял?
Спорить в таких случаях не принято. Человек, который говорил с Антоном, слов на ветер не бросает. Если он нашел нужным позвонить и предупредить (а Буржуй не отличается особой заботливостью), значит, дело и в самом деле швах.
— Спасибо. Я понял, — сказал Антон и положил трубку.
* * *
Гарик с охраной ездил на огромном, как сарай, «линкольн-навигаторе». Правду говорят, что недостаток роста некоторые люди компенсируют размерами дома или габаритами автомобиля. Сам Гарик был невысоким, широкоплечим крепышом с круглыми наглыми глазами и квадратным лицом, половину которого занимал тяжелый подбородок. Большую блестящую лысину окружал седоватый венчик жестких волос. На любого человека, чей рост превышал 170 см, он смотрел, как на врага. И на того, кто был ниже этой отметки, — тоже. Врожденная агрессия перла из него и искала выхода, даже пацаны, которые ходили под главарем речпортовских, боялись своего бригадира. Он всегда искал повод придраться, подраться, постреляться. Для него все вокруг были врагами, в том числе встречные и попутные водители вместе со своими автомобилями.
