Но Вениамин понял, что сказано еще далеко не все, и забрался к ней на колени. Чтобы утешить ее.
Дина вдруг показалась ему страшной, как темный чердак, и весь остаток дня он держался от нее подальше.
Дина никогда не разговаривала с Вениамином, когда он играл на полу со своими игрушками. Не звала в дом, если он бегал по саду. И не бранила, если он без разрешения убегал на берег.
Однажды летом, это случилось ночью, вскоре после разговора о несчастном Иакове, Вениамин увидел, что Дина сидит на высокой рябине.
Он проснулся среди ночи, и ему захотелось пойти посмотреть, снесли ли куры яйца, — было светло, и он решил, что уже утро.
Дина неподвижно сидела на рябине и не сразу заметила его.
Вениамин забыл про яйца и остановился у штакетника, не спуская с нее глаз.
Она махнула ему рукой. Но он видел, что она совсем не такая, как всегда.
— Почему ты залезла на дерево? — спросил он, когда она спустилась к нему.
— Я люблю лазать по деревьям.
— Почему?
— Это приятно… Залезть повыше… Поближе к небу… И голос у нее звучал не так, как всегда. Это был ночной голос.
— Матушка Карен говорит, что Иаков живет на небе. Это правда?
Наконец Дина посмотрела ему в глаза. И он понял, что именно этого ему и не хватало.
Она взяла его за руку и повела к дому. Край ее юбки отяжелел от росы. Тянул к земле.
— Иаков здесь. Он всюду. Мы ему нужны.
— Почему же мы его не видим?
— Если ты сядешь на крыльце, вот на это место, и прислушаешься, ты услышишь, что он рядом. Слышишь?
Вениамин сел, положил загорелые руки на колени и прислушался. Потом решительно кивнул головой.
Дина, очень серьезная, стояла рядом. Испуганный порыв ветра скользнул между ними. Словно дыхание.
— Дина, он бывает только здесь? На крыльце?
— Нет. Он всюду. Ты ему нужен, Вениамин, — сказала она и как будто сама удивилась этой мысли.
Потом отпустила его руку и медленно вошла в дом. И даже не сказала, чтобы он сейчас же лег в постель.
Ему сразу же стало недоставать ее.
Он босиком пошел через двор в курятник. Там пахло сеном и куриным пометом. Куры сидели на насесте, и он понял, что еще ночь.
В тот же день после полудня Вениамин стоял в кухне у окна и смотрел на поля. Вдруг он сказал Олине:
— Вон Дина. Скачет, аж чертям тошно! — В его тонком голосе звучала гордость.
— Мальчики, которые живут в Рейнснесе, не должны говорить «аж чертям тошно»! — сказала Олине.
— А Иаков так не говорил?
— Он был мужчина.
— Он всегда был мужчиной? — Нет.
— А он говорил «аж чертям тошно», когда был маленьким?
Олине растерянно вздохнула и вытерла о передник пухлые ладони. Потом отправилась искать матушку Карен. Там она торжественно объявила, что Вениамин — чистый язычник.
Олине подняла шум.
Она стояла на своем. Мальчику не хватает воспитания. Он настоящий дикарь. Как и его мать.
Прищурившись, она смотрела на Вениамина. Из-за этого ее лицо становилось похоже на высохшую картофелину со старыми белыми ростками, висевшими вдоль щек. У Олине из-под платка всегда выбивались седые пряди.
По ночам, в полнолуние, когда сон бежал от нее, Дина сидела в беседке и ждала, чтобы все успокоилось, чтобы мир скрылся за полосой, отделявшей море от неба.
Она сидела и гладила непослушные волосы Иакова. Как будто между ними никогда ничего не стояло. Говорила, что ей хочется уехать отсюда. За море. В сердце у нее кипела ярость. Иаков все понимал.
ГЛАВА 8
Вот, Бог велик, и мы не можем познать Его; число лет Его неисследимо.
Он собирает капли воды: они во множестве изливаются дождем;
Из облаков каплют и изливаются обильно на людей.
Кто может также постигнуть протяжение облаков, треск шатра Его?
Вот, Он распространяет над ним свет Свой и покрывает дно моря.
Книга Иова, 36:26-30
Матушка Карен датировала письма 1853 годом. Иногда далекий мир словно приближался к Рейнснесу. Это бывало в те дни, когда с пароходом приходили газеты. Людвиг Наполеон Бонапарт стал императором Франции. Монархисты, либеральные и консервативные бонапартисты объединились вокруг сильного вождя, чтобы «бороться с красным призраком». Революционная волна катилась от страны к стране.
Матушка Карен опасалась, что мир загорится прежде, чем Юхан успеет вернуться домой. В последние годы он доставлял ей много тревог и огорчений. Уж слишком долго он жил вне дома! Кто знает, чем он там занимается? Скорее бы уж он сдал свои экзамены! Скорее бы вернулся!
Письма его не приносили ей желанного покоя. Она читала их вслух Дине, чтобы услышать от нее слова утешения.
Но Дина не скрывала того, что думает:
— Он пишет, только когда ему нужны деньги! Юхан истратил уже в два раза больше того, что ему было положено из наследства. Вы его балуете, посылая деньги из собственных сбережений.
О том, что Юхан обещал ей писать из Копенгагена, Дина никогда не говорила. С тех пор прошло почти девять лет. Юхана можно было больше не брать в расчет. Оставалось провести его по графе «невозвращенные долги».
Сначала зима как будто ослабила хватку, и уже в апреле начало таять. Но вдруг за несколько недель землю покрыл метровый слой снега, и налетевший ураган унес в море все, что было плохо привязано.
На побережье появилось много вдов. Из-за того что после урагана начался мороз и снежные заносы стеной отгородили одну усадьбу от другой, покойники попали в могилы только в середине июня.
Мороз долго не отпускал землю. И дожди медлили, как будто не желали покончить с этой бессрочной зимой.
Ертрюд не показывалась всю весну. Дина ходила по морским пакгаузам. Часами. Пока мороз не забирался под волчью шубу и не стискивал ледяной рукой ее ноги так, что они теряли всякую чувствительность и признавали уже только один путь — домой, в тепло.
Но весна оказалась для людей и животных еще более трудной, чем зима. Она не приходила так долго, что в церквах уже стали служить молебны, — люди молились о дожде и оттепели.
Редко в молитвы вкладывалось столько души, они шли из самого сердца — в них никто не желал зла соседу.
Лето началось в середине июня. Наступившее наконец тепло потрясло все живое. Стройные белые ноги берез стояли еще в снегу. Распустившиеся листочки целомудренно прикрывали тонкие ветки.
Ночью задул юго-западный ветер, и березы встрепенулись. Они не могли устоять перед ним. И зеленели одна за другой, поднимаясь по склону. Трепетно вливались в великую бурлящую жизнь. Они так спешили. Так спешили.
