Денег было столько, что лопарка даже положила их в банк. Небось собирается уехать в Америку и открыть там свое дело.
Некоторые женщины, имевшие к тому склонность, пытались подражать Стине. Но у них ничего не вышло. Лопарка своим колдовством переманила в Рейнснес всю гагу! Гага у нее как ручная, говорили те, кто видел все своими глазами.
Когда подходил срок садиться на яйца, гага неожиданно появлялась в самых немыслимых местах. Как-то раз одна птица зашла в открытую дверь поварни и расположилась высиживать яйца в большой печи, где пекли хлеб.
Стине и Олине не могли договориться, что важнее: пользоваться в период высиживания печью или оставить гагу в покое.
Олине проиграла битву.
Дело было так. Олине послала работника в поварню, чтобы он вынес гнездо и развел в печи огонь, но на него ястребом налетела Стине. Она схватила парня за руку и что-то сказала по-лопарски, глаза у нее сверкали.
Этого было достаточно. Белый как мел работник пришел на кухню к Олине.
— Боюсь, погубит она меня своим колдовством! — объявил он.
На том все и кончилось.
С тех пор двери в поварню и дверцы печи были открыты, чтобы гага в любое время могла свободно выходить за кормом.
За каждой кочкой и под каждым нависшим камнем пряталась жизнь.
Стине собирала пух, когда птицы садились на гнезда. Ее юбка постоянно мелькала среди камней.
Она никогда не забирала из гнезда весь пух. Брала понемногу то тут, то там.
Иногда темно-карие глаза Стине и черные круглые глаза гаги встречались. Птицы сидели спокойно, пока она собирала пух по краю гнезда.
После ее ухода гага немного шевелилась, вытягивала крылья и получше подбирала под себя яйца. Потом быстро выщипывала на груди пух вместо того, который унесла Стине.
В эти апрельские и майские дни Стине опекала сотни привыкших к ней птиц. Они прилетали каждый год. Те, что вывелись в Рейнснесе, непременно возвращались сюда. «Весеннее чудо» постепенно росло.
Когда птенцы вылуплялись, Стине в своем переднике относила пушистые комочки к морю. Чтобы помочь гаге защитить потомство от ворон.
Птицы спокойно замыкали шествие. Переваливаясь с боку на бок, они шли за Стине, о чем-то громко лопоча. Словно спрашивали у нее совета, как воспитывать детей.
Стине сидела на камнях и охраняла семьи, пока они не воссоединялись в воде. Самцы, те уже давно успели убраться восвояси. Вернуться в море, на свободу. Самки оставались одни. Стине принимала их одиночество близко к сердцу.
Постепенно пушистые комочки оперялись, меняли цвет, учились находить пищу. Осенью они улетали.
Корзины с пухом опорожнялись, пух чистили, зашивали в холщовые мешки и отвозили в Берген.
На гагачий пух был большой спрос. Особенно если были налажены связи с торговцами из Гамбурга и Копенгагена.
Андерс не требовал со Стине причитавшихся ему процентов. С нее он не брал ничего, ни за фрахт, ни за посредничество в сделке.
Глаза Стине были похожи на круглые влажные глаза гаги, смотревшей вслед супругу, улетавшему в море.
Стине опасалась, что налетят вороны и убьют хрупкую жизнь, за которую она чувствовала себя в ответе.
Она не знала, что в книге матушки Карен написано, будто «лопари не способны ни любить, ни тосковать».
ГЛАВА 4
Вот, зима уже прошла; дождь миновал, перестал; Цветы показались на земле; время пения настало, и голос горлицы слышен в стране нашей.
Книга Песни Песней Соломона, 2:11, 12
Дина велела прибить в конторе оторванную половицу. И на всякий случай приказала служанке, которая по средам мыла там пол, отодвигать умывальник.
Нильс редко донимал ее. Обычно это случалось, когда она проверяла, правильно ли составлены списки товаров, не упустила ли она чего-нибудь важного. Или же когда смотрела на бегущую через двор босую Ханну и Вениамина, следовавшего за ней по пятам.
Нильс вдруг возникал перед Диной и отказывался уступить ей дорогу. Тогда она снова и снова проверяла списки, пока не убеждалась, что все верно.
Несколько раз он заставлял ее брать на колени Ханну, оставшуюся без отца.
В конторе, на своем вертящемся кресле, Нильс приносил практическую пользу. Но незаменимым он не был.
Теперь Дина сама занималась и списками товаров, и ежедневными счетами. Она навела порядок во всех старых делах, накопившихся с годами. Разобрала полки, шкафы. Нашла недостающие суммы.
Отправила гонца к тем должникам, которые, по ее убеждению, могли бы с ней расплатиться, и предупреждение тем, кто, стыдясь старых долгов, избегал покупать в Рейнснесе необходимое для страды и лова оборудование и предпочитал теперь обзаводиться этим в Тьелдсунде или где-то на стороне.
Предупреждение звучало недвусмысленно: если они будут привозить свои товары в Рейнснес, она будет обеспечивать их всем необходимым, даже когда у них не будет денег, чтобы рассчитаться с ней. Но если их заметят с рыбой или со шкурами в каком-нибудь другом месте, она обратится к властям.
Это подействовало незамедлительно.
В большом доме стало чересчур многолюдно. За каждой стеной и в каждой кровати кто-нибудь храпел или шептался.
В любое время суток, когда бы Дина ни вышла из залы, она встречала людей, спешивших по делам в людскую, на кухню или еще куда-нибудь.
Особенно много было женщин. От них просто рябило в глазах. Они убирали, вязали, сплетничали, сновали взад и вперед. И вместе с тем все они были нужны.
Дина злилась.
Она решила отремонтировать дом, в котором жил Нильс, и перебраться туда.
— Тогда бы Юхан мог занять залу и перенести в нее все свои книги, — сказала она Андерсу.
Он первый узнал о ее планах. И поддержал их.
Андерс уехал в Намсус, чтобы купить там лес для каюты, которую собирался поставить на карбасе.
К всеобщему изумлению, он вернулся домой, таща на буксире целый плот. У него были свои связи, поэтому цена на лес была невысокая и качество его отменное.
Сперва только Андерс был посвящен в планы Дины. Когда же все обитатели Рейнснеса узнали, что Дина хочет переехать в дом, где повесился несчастный Нильс, они не могли опомниться от удивления.
Олине разразилась рыданиями. По ее мнению, этот дом следовало разрушить и забыть. Просто у нее не хватало духу сказать об этом раньше. Другое дело — сейчас.
— Неужто кто-то из живых переедет в этот злосчастный дом? — причитала она. — Уж только не матушка Карен! И в большом доме места довольно!
Дина с Андерсом всех успокаивали, показывали чертежи. Говорили о стеклянной веранде, которая будет выходить на море. Там можно будет наслаждаться покоем и наблюдать за куликом-сорокой, который весной вышагивает по полям в поисках червей. О трубе, которую сложат заново. Об окнах, которые будут смотреть на юго-запад.
