— Ты прав, Вениамин, женщины не ездят в Берген.
— Тогда почему же ты едешь?
— Потому что я так решила. Ты можешь пока жить в моем доме, будешь охранять виолончели и все остальное.
— Нет, в твоем доме привидение!
— Кто тебе это сказал?
— Олине.
— Можешь передать Олине, что привидений тут столько, что они все легко спрячутся в ее наперстке.
— Здесь повесился Нильс!
— Ну и что?
— Значит, есть привидение!
— Нет. Нильса сняли, положили в гроб и похоронили на кладбище.
— Это правда?
— Конечно. Ты сам должен помнить.
— Откуда ты знаешь, что он не приходит сюда?
— Я живу в этой комнате и вижу эту балку днем и ночью.
— Но ведь Иаков приходит к тебе сюда? Всегда, хотя он тоже умер!
— Это другое дело.
— Почему?
— Иаков — твой отец. Он не может доверить ангелам присматривать за тобой, они такие непоседливые!
— Я не хочу, чтобы сюда приходил Иаков! Он тоже привидение! Скажи ему, чтобы он уехал с тобой в Берген!
— Он будет мне там мешать. Но уж так и быть, возьму его с собой!
Рукавом рубашки Вениамин размазал по лицу слезы и сопли, он совсем забыл, что такие вещи Дину не раздражают. На это сердилась Стине.
— Ты должна передумать и остаться дома! — крикнул он, когда понял, что разговор принял непредвиденный поворот.
— Нет.
— Тогда я поеду к ленсману и скажу, что ты уезжаешь! — выпалил он.
— Ленсмана такие вещи не интересуют. Засучи рукава, Вениамин, и помоги мне отнести на шхуну картонку со шляпами.
— Я брошу ее в море!
— Это не поможет.
— Все равно брошу!
— Я слышала, что ты сказал.
Он схватил картонку обеими руками и в ярости потащил к двери.
— Когда ты вернешься, меня здесь не будет! — торжественно объявил он.
— А где же ты будешь?
— Не скажу!
— Тогда я не смогу найти тебя.
— Может, к тому времени я уже умру!
— Значит, у тебя будет короткая жизнь.
— Плевать я на это хотел!
— Никто не плюет на свою жизнь.
— А я плюю! И буду ходить тут привидением! Так и знай!
— Очень хорошо, значит, я не совсем тебя потеряю. Он еще долго всхлипывал, пока они шли к причалам и пакгаузам.
Не доходя до горстки людей, которые ждали Дину, чтобы проститься с ней, Вениамин жалобно проговорил:
— Дина, когда ты вернешься домой?
Она наклонилась к нему и снова твердо положила руку ему на затылок, а другой рукой взъерошила ему волосы.
— К концу августа, если ты будешь молиться и просить, чтобы Господь послал нам хорошую погоду, — нежно сказала она.
— Я не буду махать тебе на прощание!
— Этого я не могу от тебя требовать, — серьезно сказала Дина и повернула к себе его лицо. — Можешь идти и лягать камни ногой, это помогает.
Так они расстались. Он не обнял ее. Просто убежал обратно. Полы его рубашки развевались, как крылья.
В тот день он не хотел видеть даже Ханну.
Вечером с ним не было сладу, потом он спрятался, и все искали его. Он получил нагоняй, зато привлек к себе всеобщее внимание. Наконец он нашел утешение в объятиях Стине.
— Дина — дерьмо! Плевать я на нее хотел! — не унимался он, пока его не сморил сон.
«Матушка Карен» в том году рано вышла в море. Андерс уже побывал на Лофотенах. Там он снарядил для лова суда хельгеландцев и рыбаков из Салтфьорда.
Всего он обеспечил снаряжением двадцать артелей и привез домой тяжелый груз рыбы, икры и печени. Кроме того, он сдавал в аренду необходимое снаряжение двум артелям и имел долю в добыче.
Когда он вернулся, Дина с удовлетворением ткнула его кулаком в бок. Они понимали язык друг друга.
Андерс внимательно следил за тем, чтобы контракты на фрахт составлялись по всем правилам. Если у него было недостаточно места и он опасался, что не сможет доставить груз в сохранности, он передавал фрахт другому шкиперу.
Как-то раз один фрахтователь из Страндстедета обманул Андерса и отдал свою сушеную рыбу шкиперу из Квефьорда. Дина потребовала возмещения за убытки, которые понесла, не получив обещанного ей фрахта, и получила его.
Ходили сплетни, что дочери ленсмана было легче получить возмещение, чем кому-либо другому.
Так совпало, что в Берген шли сразу несколько шхун. Две пришли с севера и догнали рейнснесцев, потому что шли быстрее их. Еще три присоединились к ним в Вестфьорде. Погода была сносная, ветер северо-восточный.
Настроение на шхуне было приподнятое. У каждого было свое дело — каждый следил за сохранностью порученной ему части груза. Свет позволял им идти не только днем, но и ночью. Вахтенные сменялись круглые сутки.
Товары из самого Рейнснеса занимали в трюме отдельное место. К ним относились десять бочонков гагачьего пера и пуха, собранного и очищенного Стине. Пять анкеров
[13]
морошки, которую Олине запарила и засыпала сахаром. Всю зиму, пока морошка стояла в погребе, Олине следила, чтобы плесень не попортила ценный товар. Пятьдесят оленьих шкур и два анкера оленины, купленных и выменянных у лопарей, которые проходили мимо и получили за свой товар другие продукты. Фома отправил в Берген куропаток и лисьи шкурки. Кроме того, семьдесят пять бочонков рыбьего жира и две тысячи вогов сушеной рыбы.
Дина часто стояла на палубе и смотрела на проплывавшие мимо острова и горы. Она вдруг изменилась. Ветер улыбался ей, и все, что в Рейнснесе донимало и сердило ее, вдруг показалось не стоившим выеденного яйца.
— Хотела бы я жить как ты, Андерс! — крикнула она, стоя в дверях каюты и глядя, как Вест-фьорд раскрывается перед ними, превращаясь в безбрежный океан.
Андерс оглянулся на нее, сощурившись от яркого солнца. Большой, упрямо выдвинутый вперед подбородок. И продолжал заниматься своим делом.
Они с Диной делили каюту и стол. Иногда вместе выпивали по кружке пива. Отношения у них были дружеские, их связывали определенные обязательства. Андерса нисколько не смущало соседство женщины у него в каюте. Он относился к этому равнодушно. И вместе с тем не забывал, что Дина женщина. Он всегда стучал в дверь и дожидался, чтобы она разрешила ему войти. И не бросал как попало, а аккуратно развешивал в каюте свою одежду. Первый раз, когда Дина плавала с Иаковом, в кубрик к команде переселялся Андерс. Они с Иаковом получили каюту в свое полное распоряжение. И потому даже не замечали, если ветер в Вестфьорде вдруг усиливался. На этот раз Иакову пришлось довольствоваться палубой. А Дина глазами волчицы поглядывала на упрямый подбородок и мягкие губы Андерса.
