– Что? Что это такое?
– Я вижу лик бога, друг мой, и буду видеть его до конца
моих дней.
Глава 3
Гора всегда была рядом. Даже блуждая в холодных дремучих
лесах, они постоянно чувствовали, как возвышается она над всем миром –
спокойная, белоснежная, безмятежная. Гора постоянно маячила у них перед
глазами, настойчиво напоминала о себе, даже во сне являлась. Путники уже много
дней ехали к этой сверкающей белой громадине, и день ото дня Шелк все больше
мрачнел.
– Как вообще можно отдаться какому-то занятию в этом
краю, где эта штука застит полнеба? – взорвался он однажды погожим
вечером.
– Наверное, они просто не обращают на нее внимания,
Хелдар, – мило улыбнулась Бархотка.
– Как можно не обращать внимания на такую
громадину? – раздраженно ответил Шелк. – Интересно, известно ли ей
самой, насколько она помпезна? Да что там, она просто вульгарна!
– Ты теряешь рассудительность, – ответила
девушка. – Горе совершенно безразлично наше мнение о ней. Она будет вот
так же стоять и тогда, когда никого из нас уже не будет. – Девушка
помолчала. – Может быть, именно это и беспокоит тебя, Хелдар? Ну, то, что
ты столкнулся с нетленным и вечным в своей бренной жизни?
– Звезды тоже вечны, так же, кстати, как и грязь у нас
под ногами, – возразил Шелк, – но они не бесят меня так, как эта
штуковина. – Он поглядел на Закета и спросил: – А кто-нибудь взбирался на
ее вершину?
– А зачем это нужно?
– Да чтобы победить ее, чтобы унизить! – Маленький
драсниец рассмеялся. – Хотя это еще менее разумно, не правда ли?
Но Закет оценивающе глядел на громадину, скрывающую половину
неба на юге.
– Не знаю, Хелдар, – сказал он. – Я никогда
даже не думал о возможности сражения с этой горой. Биться со смертными легко.
Но биться с горой – это нечто сосем иное.
– А не все ли ей равно? – раздался голос Эрионда.
Юноша говорил столь редко, что порой казался немым, подобно
гиганту Тофу. А в последнее время он еще больше ушел в себя.
– Гора, возможно, даже будет рада, – продолжал
он. – Представляю, как ей одиноко. Наверное, она с радостью разделит
удовольствие любоваться со своих высот этим миром со смельчаком, который
отважится взойти на нее.
Закет и Шелк обменялись красноречивыми взглядами.
– Нам понадобятся веревки, – будничным тоном
заявил Шелк.
– И еще некоторые приспособления, – прибавил
Закет. – Всякие штуки, которые можно вбивать в лед, притом достаточно
крепкие, чтобы выдержать вес человека.
– Дарник все придумает и сделает.
– Послушайте-ка, вы, двое, не пора ли
остановиться? – резко остудила их пыл Польгара. – Сейчас не об этом
надо думать.
– Мы просто рассуждаем, Польгара, – беспечно
отвечал Шелк. – Не вечно же будет длиться наше путешествие, ну, а когда мы
закончим дела – тогда...
Горы заставили их всех перемениться. Все реже и реже
возникала надобность в словах, мысли делались более размеренными и длинными, и,
сидя у огня во время ночных привалов, они делились ими друг с другом.
Путешествие по горам словно стало для всех периодом очищения и духовного
исцеления, а соседство величественной громады еще сильнее сблизило друзей.
Однажды ночью Гарион пробудился оттого, что вокруг стало
светло, как днем. Он выскользнул из-под одеяла и отодвинул полог. Над миром
стояла полная луна, щедро проливая на землю серебристое сияние. Гора, холодная
и белоснежная, четко выделялась на фоне звездной россыпи, сияя в лунном свете
столь ярко, что казалась почти живой.
Краем глаза Гарион заметил какое-то движение. Польгара
выскользнула из палатки, где безмятежно спал Дарник. На ней был белый плащ,
сиявший в свете луны столь же ярко, как вечные снега на далекой вершине. Она
некоторое время постояла, любуясь величественным зрелищем, потом повернулась к
палатке.
– Дарник! – шепотом позвала она. – Выйди и
погляди!
Из палатки показался Дарник. Он был обнажен до пояса, и
серебряный амулет на его груди сверкал в лунном свете. Он обнял Польгару за
плечи, и оба они замерли, упиваясь волшебной красотой этой изумительной ночи.
Гарион уже собрался окликнуть их, но что-то его остановило.
Этот момент был слишком интимным для супругов, чтобы посторонний мог позволить
себе вмешаться. Некоторое время спустя Польгара потянулась к уху мужа и что-то
зашептала, и они оба с улыбкой рука об руку направились к своей палатке.
Тихонько опустив полог палатки, Гарион вернулся туда, где
расстелены были его одеяла.
Постепенно, когда путники взяли направление на юго-запад,
лес стал меняться. Пока они ехали по горам, их окружали лишь хвойные
вечнозеленые деревья да кое-где попадались купы тонких осинок. По мере
приближения к подножию величайшей в мире горы им все чаще стали встречаться
березы и вязы. И вот наконец они въехали в дубовую рощу.
Проезжая под сенью развесистых ветвей вековых дубов, Гарион
невольно вспомнил Лес Дриад в южной Толнедре. Он взглянул в лицо своей
миниатюрной жене и тотчас же понял, что сходство это не ускользнуло и от нее.
Сенедра пребывала в состоянии мечтательной созерцательности – казалось, она
вслушивается в голоса, внятные ей одной.
Однажды в ясный солнечный полдень они нагнали еще одного
путника – седобородого старца, облаченного в одежду, сшитую из оленьих шкур.
Орудия, торчащие из переметной сумы на спине покорного мула, выдавали занятие
их владельца – золотоискатель, один из тех бродячих отшельников, ищущих покоя и
уединения вдали от мирской суеты. Старик ехал верхом на косматой лошаденке,
такой низкорослой, что ноги всадника почти касались земли.
– Значит, мне не послышалось, что кто-то едет следом за
мной, – сказал он, поравнявшись с Гарионом и Закетом, облаченными в
кольчуги и шлемы. – Вообще-то в этих лесах мне редко кто-то попадается –
ну, из-за проклятия и всего такого прочего.
– Я полагал, что проклятие относится исключительно к
гролимам, – сказал Гарион.
– Почти все считают, что доискиваться истины себе
дороже. А вы куда путь держите?
– В Келль, – ответил Гарион. Он не видел никакого
смысла делать из этого тайну.
– Надеюсь, вы едете по приглашению. Жители Келля не
обрадуются чужеземцам, которым втемяшилось в голову явиться туда незваными.
– Там знают, что мы едем.
