– На вашем пути будет немало крутых обрывов, –
елейным голосом принялся растолковывать Бельдин. – Ведь сама знаешь, в
горах случается всякое...
– Это совершенно исключено! Не для того я перевязывала
ему раны, чтобы ты, улучив момент, сбросил его с обрыва.
– Польгара, ты ущемляешь мою свободу отправлять обряды
моей веры!
Польгара недоуменно подняла бровь.
– Думал, ты знаешь. Одна из наших заповедей гласит:
«Встретил гролима – убей его!»
– Пожалуй, я подумаю, не перейти ли мне в вашу
веру, – заявил Закет.
– А ты совершенно уверен, что ты не арендиец? –
спросил Гарион.
Бельдин вздохнул.
– Ну, поскольку, Пол, твое призвание – отравлять мне
жизнь, сообщаю: я отыскал внизу, чуть ниже линии снегов, поселение погонщиков
овец.
– Они называются пастухами, дядюшка, – поправила
его Польгара.
– Это одно и то же. А если приглядеться, то и слова-то
похожи как близнецы.
– Но «пастухи» звучит все же куда приятнее.
– Приятнее! – фыркнул Бельдин. – Овцы тупы,
дурно пахнут и отвратительны на вкус. И те, кто всю жизнь посвящает этим
тварям, – либо дефективные, либо извращенцы.
– Ты с утра в прекрасной форме, – отметил
Бельгарат.
– Нынче великолепный день для полетов, – широко
улыбнулся Бельдин. – Известно ли вам, что в такие солнечные деньки от
снегов мощным потоком поднимается приятнейшее тепло? Однажды я взлетел так
высоко, что у меня перед глазами замелькали мушки.
– Но это глупо, дядя! – резко оборвала его
Польгара. – Очень опасно взлетать высоко, когда воздух такой разреженный!
– Все мы время от времени делаем глупости, –
отмахнулся Бельдин. – А какой вид открывается с высоты! Это что-то
невероятное! Летим вместе – я тебе покажу.
– Неужели ты никогда не повзрослеешь?
– Сильно в этом сомневаюсь и даже надеюсь, что ничего
подобного со мной не произойдет. – Он поглядел на Бельгарата. –
Советую вам спуститься на милю или около того и разбить лагерь.
– Но ведь еще рано.
– Отнюдь. Как бы не поздно. Вечернее солнце пригревает
– это ощущается даже здесь. Снег начинает подтаивать. Я уже видел целых три
снежных лавины. Если ошибиться в выборе места ночлега, то можно спуститься вниз
много быстрее, чем вам хотелось бы.
– Мысль интересная. Мы последуем твоему совету и
заночуем там, где ты укажешь.
– Я полечу впереди. – Бельдин пригнулся и
распростер руки. – Ты и вправду не хочешь меня сопровождать, Пол?
– Не глупи, – отрезала Польгара.
И Бельдин, издав замогильный хохот, взмыл в небо.
Путники разбили лагерь на самом горном хребте. Хотя им и
досаждал нестихающий ветер, но схода лавины здесь можно было не опасаться.
Гарион дурно спал. От порывов ветра, вволю резвящегося на ничем не защищенном
пространстве, их с Сенедрой палатка сотрясалась и гудела, не умолкая. Гариону
казалось, что он вот-вот уснет, но этот гул пробирался, казалось, и в самые его
сновидения. Он то и дело беспокойно ворочался.
– Тоже не можешь уснуть? – раздался из холодной
тьмы голосок Сенедры.
– Это все ветер...
– Постарайся о нем не думать.
– Да я и не думаю, но у меня такое ощущение, будто
пытаюсь уснуть внутри огромного барабана.
– Утром ты был очень храбр, Гарион. Когда я услышала о
чудовище, насмерть перепугалась.
– Мы и прежде разделывались с чудовищами. Со временем
ты привыкнешь.
– Боже, неужели нам никогда это не прискучит?
– Такова участь всех могущественных героев. Сразить
парочку монстров перед завтраком – что может быть лучше для аппетита?
– Ты переменился, Гарион...
– Не может быть.
– Да, милый, это так. Когда я впервые встретила тебя,
ты ни за что не сказал бы ничего подобного.
– Когда ты меня впервые встретила, я воспринимал все
слишком серьезно.
– Но разве ты не относишься серьезно к нашему
путешествию? – почти с укоризной спросила Сенедра.
– Разумеется, отношусь! Просто не хочу
сосредоточиваться на маленьких неожиданностях, неизбежных в любом путешествии.
К тому же нет решительно никакого смысла переживать по поводу того, что уже
случилось...
– Ну что же, если заснуть мы все равно не
можем... – Сенедра нежно обняла мужа и поцеловала его – с величайшей
серьезностью.
Ночью сильно подморозило, и когда путешественники
проснулись, снег, накануне вечером угрожающе подтаявший, вновь затвердел.
Теперь можно было двигаться в путь, не опасаясь обвала. Поскольку основной удар
снежной бури, отбушевавшей накануне, принял на себя горный кряж, на караванном
пути снега почти не было, и путники быстро продвигались вперед. Уже к середине
дня они миновали зону вечных снегов и тотчас же окунулись в весеннее тепло.
Высокогорные луга радовали глаз цветами, которые слегка клонились под свежим
ветерком. Ручейки, сбегающие с ледников, весело мчались по сверкающим на солнце
камушкам, а лани ласковыми взорами провожали Гариона и его спутников.
В нескольких милях ниже границы вечных снегов им стали
попадаться овечьи гурты – животные усердно поглощали на своем пути все подряд,
жуя траву и ароматные цветы с одинаковым аппетитом. Все приглядывающие за ними
пастухи облачены были в одинаковые белые балахоны без каких-либо украшений –
сидя на камнях, они предавались мечтательному созерцанию окрестных красот, в то
время как псы их прекрасно справлялись с работой.
Волчица спокойно трусила рядом с Кретьеном. Уши ее то и дело
вздрагивали, а янтарные глаза настороженно следили за овцами.
– Не советую, сестренка, – сказал ей по-волчьи
Гарион.
– Сестра и не собирается делать ничего такого, –
ответила волчица. – Волчица и прежде встречалась с этими зверями, да и с
людьми и собаками, которые их оберегают. Украсть овцу легче легкого, но тогда
собаки выходят из себя, а их гавканье портит аппетит. – На волчьей морде
появилась самая настоящая улыбка. – Правда, сестра может заставить этих
зверюшек побегать. Всем надлежит знать, кто хозяин в лесах.
– Брат опасается, что наш вожак будет недоволен.
– Увы, – согласилась волчица. – Возможно,
вожак чересчур много о себе понимает. Сестра отметила в нем эту особенность.
