— Когда я рос в Вифлееме, — застенчиво признался я, — мы часто играли в войну и больше всего любили играть в Саула, поражающего Нааса под Иависом Галаадским. Особенно нравилось нам рассекать волов на части.
— И какую же роль играл ты? — быстро спросил Саул, уставясь на меня цепким взглядом.
Меня пронизала мгновенная дрожь.
— Изображать врага никто из нас не хотел.
— А тебя никогда не посещало желание сыграть одного из волов? — Как ни странно, он не шутил.
— Каждый из нас стремился сыграть роль царя.
— Ты и поныне стремишься к ней?
Тут уж в воздухе безошибочно запахло опасностью.
— Каждый из нас хотел играть роль героя, господин мой, — ответил я со всей тактичностью, какую смог изобразить. — Нашего героя Саула, великого человека, которого весь народ поставил царем пред Господом в Галгале, потому что он собрал армию и спас Иавис, и весь народ радовался пред ним радостью великой.
Лесть моя обезоружила Саула, я увидел, как смягчаются его черты, как исчезают признаки настороженности. А после, снова принялся рассказывать он, все у него пошло под откос. Внушительную победу над филистимлянами, одержанную им при Михмасе, омрачила ссора с Самуилом по поводу жертвоприношения и упорное сопротивление, которое оказали ему после битвы слуги его, не позволившие, чтобы и волос пал с головы Ионафана на землю, между тем как Саул желал его смерти. Успех в сражении с амаликитянами привел ко второй ссоре с Самуилом и к окончательному разрыву их отношений.
— А что я должен был делать, когда Самуил не явился перед битвой в Михмас, чтобы принести жертвы? — громко вопросил Саул, сызнова охваченный недоумением, коего ему так и не удалось для себя прояснить. — Кто тут повинен — я или он? Он запаздывал, а воины мои вострепетали, видя, как филистимляне возрастают в числе. Ударь мы сразу, мы бы легко опрокинули их. А Самуила все не было. Я пришел туда с армией, рвавшейся в бой, и вот, ей пришлось смотреть, как филистимлян собирается все больше и больше, с колесницами и наездниками, так что скоро стало казаться, будто их там, что песка на морском берегу. Самуила же не было и не было. Когда народ Израиля понял, как он стеснен, он, натурально, расстроился и начал разбегаться от меня и укрываться в пещерах, и в ущельях, и между скалами, и в башнях, и во рвах. А некоторые из моих евреев переправились за Иордан в страну Гадову и Галаадскую. Мы же не имеем права сражаться, пока не вознесем к Господу мольбы в виде всесожжений. А без Самуила мы жертв принести не могли. Но Самуила все не было, не было, не было. Когда семь назначенных им дней миновали, а он так и не появился, я в конце концов сам вознес всесожжения. И стоило мне закончить, глядь, Самуил уже тут как тут. И он сказал мне, что худо поступил я и что теперь не устоять царствованию моему; теперь Господь найдет Себе мужа по сердцу Своему и повелит ему быть вождем народа моего вместо меня. «Так быстро? — воскликнул я. — Еще и жертва всесожжения не остыла!» А Самуил ответил: «Да ведь Он и мир сотворил всего за семь дней».
— За шесть, — не утерпел я, чтобы не влезть с поправкой.
— Вот именно. — Саул коротко кивнул головой. — Самуил, как сам ты видишь, тоже не безупречен. И я считаю, что его вина по крайней мере не меньше моей. Но с Богом ведь не поторгуешься. От меня ожидали победы, так? Ладно, я победил — без Самуила и, может быть, даже без Бога. А после этой великой победы начались неприятности с сыном моим, Ионафаном. Надеюсь, тебе никогда не придется столько натерпеться от твоих детей, сколько я от моих натерпелся. Ты, наверное, знаешь, как в тот раз подвел меня Ионафан?
— Подвел? — воскликнул я, разинув от удивления рот.
— Ты разве не слышал?
— Это когда он меда наелся, что ли?
— После того как я запретил вкушать хлеб до вечера. И проклял Богом того, кто сделает это.
— Ты думаешь, Бог ждал от тебя, что ты убьешь собственного сына за то, что он вкусил немного меда?
— А ты думаешь, не ждал? Когда я в тот день устроил жертвенник Господу и вопросил у Него, идти ли мне в погоню за филистимлянами, я не получил от Него ответа, никакого. Тут-то я и понял, что кто-то совершил неправое дело.
— Разве Ионафан знал о твоем запрете?
— Разумеется знал, — поспешил ответить Саул и соврал. — Я же не держал его в секрете. Что оставалось мне делать, когда я открыл его грех?
— Спросить совета у Бога, — подсказал я.
— Спросить совета у Бога, — повторил Саул и бросил на меня исполненный жалости взгляд. — Толку-то? Бог мне ничего не сказал. Бог мне с тех самых пор не отвечает.
— И ты винишь в этом Ионафана?
— Так ведь я его не убил, не правда ли?
А после и Самуил перестал приходить, чтобы увидеться с ним, — вслед за тем, как сделал Саулу выговор за его действия после одержанной над амаликитянами победы. То, что Саул взял царя Агага в заложники ради выкупа, а лучший скот его сохранил в виде добычи, вместо того чтобы всех их предать мечу, как ему было велено, стало лишь вторым или третьим его проступком — единственным актом неподчинения, однако Самуилу хватило и этого, чтобы покинуть его навсегда и Бога с собой увести.
— Он сказал, что это последняя соломинка, — мрачно продолжал Саул. — Он изрубил Агага в куски и ушел в дом свой в Раме. Сказав напоследок, что Господь отторг от меня царство.
— Всего за одно непослушание? — громко посочувствовал я.
— Да Он и Адаму не дал второго шанса.
— Адам сам разговаривал с Богом. А тебе пришлось положиться на слова Самуила.
— Так ведь это Самуил повелел мне стать царем.
— Ну, в этом случае и я бы ему поверил.
С минуту Саул размышлял в молчании, а затем повернулся, чтобы взглянуть мне в лицо.
— Слышал ли ты слово Божие, Давид?
— Не понимаю, о чем ты? — Ответ мой был осторожен, его вопрос — коварен.
— Бог когда-нибудь говорил с тобой?
— Если и говорил, я не заметил. — На сей раз я сказал чистую правду.
— А что происходит, когда ты приносишь жертву? — спросил Саул.
— Да я их и не приношу.
— А знаешь ли ты, что происходит, когда я приношу их? Ничего. Мясо не сгорает, жир почти не тает.
— Может, огонь следует разжигать погорячей, — предположил я, — или мясо брать получше?
Он оставил мои рекомендации без внимания.
— Я не получаю знамений, не получаю совета. Бог просто не отвечает мне больше.
— Быть может, Бог умер.
— Как может Бог умереть?
— А разве не может?
— Если Бог умер, почему мне так плохо?
— Сходи к Самуилу, — посоветовал я, — или к священникам.
— Я не верю священникам, они все заодно с Самуилом.
