— Я aussi,
[95]
— сказал Рауль с таким видом, словно его это мало заботило.
— Я поговорю с ним, — сказал Йоссарян.
— И что-то около трех с половиной тысяч гостей! А это триста пятьдесят круглых столов. И две тонны икры. Йо-Йо, это четыре тысячи фунтов!
— Моя жена хочет прийти, — сказал Боб. — У меня в наколенной кобуре будет пистолет, но мне бы хотелось делать вид, будто я гость.
— Я об этом позабочусь.
— И moi,
[96]
— сказал Рауль и выбросил свою сигарету.
— И об этом я тоже позабочусь, — сказал Йоссарян. — Но объясните мне, что здесь происходит. Что это вообще за место?
— Мы здесь для того, чтобы это выяснить, — сказал Боб. — Мы поговорим с часовыми.
— Йо-Йо, подождете, мы проверим.
— Йо-Йо. — Рауль хихикнул. — Мой Dieux.
[97]
Все трое посмотрели налево в туннель. И тут Йоссарян увидел, что там на венском стуле сидит солдат в красной полевой форме со штурмовой винтовкой на коленях, а за ним, у стены, стоит еще один вооруженный солдат с более мощным оружием. По другую сторону в янтарной дымке, уходящей вдаль к горизонту, сужающемуся в сияющую и исчезающую точку, Йоссарян разглядел двух других неподвижных солдат, расположившихся точно так же, как первые. Они вполне могли быть отражениями.
— А что там? — Йоссарян указал на проход к ПОДЗЕМНЫМ ЭТАЖАМ А — Z.
— Мы еще ничего не нашли, — сказал Макбрайд. — Можете посмотреть, только не заходите далеко.
— Тут есть кое-что еще, très
[98]
странное, — сказал Рауль и наконец улыбнулся. Он несколько раз притопнул ногой, а потом принялся подпрыгивать, тяжело приземляясь на оба каблука. — Замечаете, мой ami?
[99]
Здесь нет никакого шума, nous
[100]
не производим никаких шумов.
Все принялись шаркать, топать, подпрыгивать на месте, чтобы убедиться в этом; Йоссарян вместе с ними. Они ничем не нарушили тишину. Боб постучал костяшками пальцев по перилам лестницы, произведя при этом ожидавшийся шум. Потом он так же постучал по земле, но никаких звуков они не услышали.
— Это очень любопытно, — сказал Боб, улыбаясь. — Словно нас здесь и нет.
— А что у вас в карманах? — внезапно спросил Йоссарян у Рауля. — Вы не вынимаете оттуда рук. И в моем сне, и на улице, напротив моего дома, вы их тоже не вынимали.
— Мой член и мои яйца, — сразу же ответил Рауль.
Макбрайд был смущен.
— Его пистолет и его значок.
— Это mon
[101]
член и mes
[102]
яйца, — пошутил Рауль, но не рассмеялся.
— У меня есть еще один вопрос, если вы хотите прийти на свадьбу. Зачем здесь стоят ваши часовые — чтобы не выпускать или чтобы не впускать?
Все трое бросили на него удивленные взгляды.
— Это не наши часовые, — сказал Боб.
— Это-то мы и хотим выяснить, — объяснил Макбрайд.
— Давайте allons.
[103]
Они пошли дальше, и их шаги оставались беззвучны.
Йоссарян, направившись к противоположной стене, тоже не произвел ни звука.
Затем он обратил внимание на еще одну странность. Они не отбрасывали теней. И он, пересекая стерильный проезд в направлении узкого помоста из белой плитки, тоже не отбрасывал от себя тени, словно призрак или бесшумный лунатик. Ведущие наверх ступеньки тоже были белыми, а ажурные перильца цвета белка были почти незаметны на чистейшем белом фоне; у них тоже не было теней. И нигде не было видно ни пыли, ни лучистого порхания хотя бы одной пылинки в воздухе. Он чувствовал, что попал в никуда. Он вспомнил обертку от жевательной резинки и размякшую сигарету. Он оглянулся, желая убедиться в том, что прав. Он оказался прав.
Смятой зеленой бумажки, которую швырнул Боб, нигде не было видно. Незажженная сигарета тоже исчезла. Он пошарил глазами и увидел, как зеленая обертка материализовалась на поверхности слоя под их ногами и снова оказалась на виду. Потом она покатилась куда-то вдаль, и ее не стало. Затем вернулась незажженная сигарета. А потом исчезла и она. Они появились из ниоткуда и отправились в никуда, и у Йоссаряна возникло какое-то мистическое ощущение, что стоит ему только подумать о какой-нибудь вещи, как она возникнет перед ним в нереальной реальности, — если бы он подумал о полуобнаженной Мелиссе в комбинации цвета слоновой кости, то она с готовностью возлегла бы перед ним; он подумал, и она возлегла — а если он мысленно обратится к чему-нибудь другому, то первое уйдет в небытие. Мелисса исчезла. Потом он ясно услышал слабые, но отчетливые звуки духовой музыки, издаваемые инструментом на карусели. Макбрайда поблизости не оказалось, и Йоссаряну не с кем было сверить свои ощущения. Вероятно, Макбрайд сказал бы, что это русские горки. А потом Йоссарян уже не был уверен, потому что каллиопа в ритме вальса весело наигрывала мрачную, мощную мелодию смерти Зигфрида из кульминации «Götterdämmerung», менее чем на час предшествующую теме принесения в жертву Брунгильды и ее лошади, разрушения Вальхаллы и погребальному звону по тем великим богам, что всегда были несчастны, всегда страдали.
Йоссарян приблизился к помосту и вошел под своды, миновав мемориальную надпись, свидетельствовавшую о том, что здесь был Килрой. Он с угрызениями совести почувствовал, что бессмертный Килрой тоже мертв, погиб в Корее, если не во Вьетнаме.
— Стой!
Этот приказ, отдаваясь гулким эхом, прокатился под сводами. Перед ними на еще одном венском стуле чуть впереди турникета с вращающимися металлическими прутьями сидел еще один вооруженный часовой.
На нем тоже была полевая форма — темно-красный мундир и зеленая фуражка, похожая на жокейскую шапочку. Йоссарян по знаку часового направился к нему, испытывая ощущение невесомости, малозначимости и неприкаянности. У охранника, молодого парня, были светлые, остриженные под ежик волосы, проницательный взгляд и тонкие губы; Йоссарян, подойдя на расстояние, с которого можно было различить веснушки, увидел, что часовой очень похож на молодого стрелка Артура Шрёдера, с котором он в Европе, почти пятьдесят лет назад, летал в одном экипаже.
— Кто идет?
— Майор в отставке Джон Йоссарян, — сказал Йоссарян.
— Чем могу вам помочь, майор?
