— Я имею в виду опасности для нас, — услышал он жалобный, оправдывающийся голос М2, и повернулся, чтобы взглянуть на него. Казалось, М2 был великолепно подготовлен к вопросу, который ему задали. — Как только не будет опасности для «М и М», и его не сможет присвоить ни «Мерседес-Бенц», ни «Н энд Н Дивижн ов Ниппон энд Ниппон». Когда будет блокирован сам Стрейнджлав. Мы запатентуем капеллана, когда узнаем, как он работает, а сейчас мы ищем торговую марку. Мы подумываем о венчике. О светящемся венчике, конечно, поскольку он священник. Может быть, о таком, который будет светиться в темноте всю ночь.
— Почему же не использовать для этого тритий?
— Тритий дорого стоит, и он радиоактивен. Майкл, ты можешь нарисовать венчик?
— По-моему, это не трудно.
— Нам понадобится что-нибудь веселенькое, но серьезное.
— Я постараюсь, — сказал Майкл, снова улыбнувшись, — сделать его серьезным, а вот нарисовать венчик, который не был бы веселеньким, довольно трудно.
— Где его держат? — пожелал узнать Йоссарян.
— Наверно, все в том же месте. По правде говоря, я не знаю.
— А твой отец знает?
— А я знаю, знает ли он?
— А если бы ты знал, то сказал бы мне?
— Если бы он разрешил.
— А если бы нет?
— Тогда я бы сказал, что не знаю.
— Как говоришь сейчас. По крайней мере, ты честен.
— Стараюсь.
— Даже когда врешь. В этом есть парадокс. Мы говорим кругами.
— Я прослушал курс богословия.
— И что же, — сказал Йоссарян, — я должен говорить жене капеллана? Я с ней скоро встречаюсь. Если есть кто-нибудь еще, к кому я могу ей посоветовать обратиться с жалобой, я ей обязательно скажу.
— А кого она могла бы найти? Полиция здесь беспомощна.
— Стрейнджлава.
— Ах, нет, — сказал М2, став бледнее обычного. — Придется мне выяснить. А пока вы можете сказать Карен Таппман, что…
— Карен?
— Здесь у меня в шпаргалке так написано. Вы можете, не кривя душой, сказать Карен Таппман…
— Я не думаю, что стал бы ей лгать.
— Мы всегда выбираем правду. Так и записано в нашей инструкции в статье «Ложь». Вы должны сказать Карен Таппман, — стал услужливо излагать М2, — что он себя хорошо чувствует и скучает без нее. Он с нетерпением ждет возвращения к ней, что и произойдет, как только он не будет представлять угрозы для себя и общества, а его присутствие дома и в супружеской постели не нанесет ущерба ее здоровью.
— Еще одна сраная хитрость, да?
— Прошу вас, — М2 передернуло. — Это и на самом деле правда.
— Но ты бы так сказал, если бы это и не было правдой?
— Вы абсолютно правы, — признался М2. — Но если в нем из тяжелой воды начнет образовываться тритий, то он может оказаться радиоактивным, и нам всем так или иначе придется держаться от него подальше.
— М2, — резко сказал Йоссарян. — Мне скоро нужно будет поговорить с капелланом. Твой отец видел его? Я знаю, что ты ответишь. Ты должен выяснить.
— Сначала я должен выяснить, могу ли я это выяснить.
— Выясни, можешь ли ты выяснить, может ли он это устроить. Стрейнджлав смог бы.
М2 снова побледнел.
— Вы собираетесь пойти к Стрейнджлаву?
— Стрейнджлав сам придет ко мне. А капеллан перестанет производить эту воду, если я его попрошу.
— Я должен сообщить отцу.
— Я ему уже сообщил, но он не всегда слышит, что ему говорят.
М2 был потрясен.
— Мне сейчас кое-что пришло в голову. Зачем мы говорим об этом в присутствии Майкла? Капеллан сейчас секретный объект, и я не думаю, что уполномочен позволять кому-нибудь слышать о нем.
— О ком? — шаловливо спросил Майкл.
— О капеллане, — ответил М2.
— О каком капеллане?
— О капеллане Альберте Т. Таппмане, — сказал М2. — Это армейский приятель твоего отца, он без всякой лицензии производит внутри себя тяжелую воду и теперь задержан для проведения тайного обследования и расследования, а мы тем временем пытаемся его запатентовать и зарегистрировать торговую марку. Ты о нем знаешь?
Майкл осклабился.
— Ты говоришь о том армейском приятеле моего отца, который стал незаконно внутри себя производить тяжелую воду, а теперь…
— Именно о нем! — воскликнул М2 и замер, словно увидел перед собой призрака. — А как ты узнал?
— Ты сам мне только что рассказал, — рассмеялся Майкл.
— Значит, я опять проболтался, да? — пробормотал М2 и в скорбном пароксизме покаянного стенания шумно рухнул на стул у своего стола. Его сияющая чистотой белая рубашка, изготовленная из синтетического материала, была теперь помятой, влажной и требовала глажки, а внешние проявления волнения и горячей тревоги уже проступали темными пятнами под мышками на белой футболке, которая тоже была обязательным атрибутом его костюма. — Я просто не умею хранить тайны, да? Мой отец все еще сердится на меня из-за того, что я рассказал вам о бомбардировщике. Он говорит, что чуть не убил меня. И моя мать тоже. И сестры. Но знаете, в этом есть и ваша вина. Его задача в том, чтобы останавливать меня, если я начинаю выбалтывать ему секреты, вроде этого.
— Вроде какого?
— О бомбардировщике.
— Каком бомбардировщике?
— О нашем Досверхзвуковом невидимом и бесшумном оборонительно-наступательном атакующем бомбардировщике второго удара «П и П М и М». Надеюсь, ты о нем не знаешь.
— Теперь уже знаю.
— Как же ты узнал?
— Есть у меня свои способы, — сказал Майкл и, нахмурившись, повернулся к отцу. — Мы теперь и на армию работаем?
Йоссарян раздраженно ответил:
— Они говорят, что нравится нам это или нет, но кто-то должен работать на армию, так почему бы и не они; кто-нибудь так или иначе будет сотрудничать с ними в этом, независимо от того, скажу я «да» или «нет», так что почему бы тебе или мне не сотрудничать с ними, и это абсолютная истина.
— Даже несмотря на то, что это ложь?
— Мне они сказали, что это будет экскурсионный самолет.
— Он и будет экскурсионный, — объяснил Майклу М2.
— Экскурсионный самолет на двух человек? — возразил ему Йоссарян. — Но во всем этом есть одно обстоятельство, которое может успокоить твою совесть, — добавил Йоссарян, обращаясь к Майклу. — Он не будет летать. Верно, М2?
— Мы это гарантируем.
— А кроме того, — не скрывая негодования сказал Йоссарян, — тебя просят всего лишь нарисовать этот самолет, а не летать на этой вонючей штуковине и не сбрасывать с нее бомб. Этот самолет для нового века. На такие проекты уходит целая вечность, и мы оба, вероятно, успеем по сто раз загнуться, прежде чем он поднимется в воздух, даже если они и подпишут контракт. Сейчас их не волнует, будет он летать или нет. Им нужны только деньги. Верно, М2?
