— К сожалению, вы ошибаетесь, — ответил генерал. — Я полагаю, вы поймете, что у нас есть право сделать с вами все, что вы не можете предотвратить. В этом случае все, что мы делаем, законно и обоснованно. Вы состояли в армейском запасе. Вас просто призвали на службу.
— Но меня уже уволили из запаса, — с торжеством в голосе ответил капеллан. — У меня есть письмо, подтверждающее это.
— Не думаю, что это письмо все еще у вас, капеллан. И в наших документах его нет.
— Нет, есть, — злорадно сказал капеллан. — Согласно Закону о свободе информации вы можете найти его в моем досье. Я видел его собственными глазами.
— Капеллан, если вы заглянете в свое досье еще раз, то увидите, что ничего подобного там больше нет. Вы не можете считаться полностью невиновным.
— В чем же я виновен?
— В преступлениях, о которых агенты секретных служб еще не знают. Почему бы вам не признать свою вину?
— Как я могу признать свою вину, если они не предъявляют мне обвинений?
— Как они могут предъявить вам обвинения, если они их не знают? Прежде всего, — продолжал генерал Гроувс более жестким тоном, — это вопрос с тяжелой водой, которую вы производите естественным образом, но не говорите, как.
— Я не знаю, как, — запротестовал капеллан.
— Я-то вам верю. Но есть еще и другой вопрос — это человек по фамилии Йоссарян, Джон Йоссарян. Как только мы узнали о вас, вы нанесли ему таинственный визит в Нью-Йорке. Это и была одна из причин, по которой они вас забрали.
— В этом визите не было ничего таинственного. Я поехал к нему, когда со мной стало происходить все это. Он был в больнице.
— А с ним что случилось?
— Ничего. Он не был болен.
— И лежал в больнице? Альберт, вы только постарайтесь представить себе, как все это выглядит. Он находился в больнице в то же самое время, когда там лежал бельгийский агент с раком горла. Этот агент из Брюсселя, а Брюссель — центр ЕЭС. И это тоже случайное совпадение? У него рак горла, но он не выздоравливает и не умирает. Как это получается? Кроме того, мы имеем закодированные послания о нем вашему другу Йоссаряну. Он получает эти сообщения о бельгийце четыре или пять раз в день от этой женщины, которая делает вид, что ей просто приятно разговаривать с ним по телефону. Я таких женщин еще не встречал. А вы? Только вчера она ему сообщила, что у бельгийца снова отказывает почка. Почему это почка отказывает у него, а не у вас? Ведь это у вас тяжелая вода. У меня нет на этот счет никакого мнения. Я знаю об этом не больше, чем о прелюдии в третьем акте «Лоэнгрина» или о душераздирающем детском хоре. Я задаю вам вопросы, которые подняты другими людьми. Существует даже глубокое подозрение, что бельгиец работает на ЦРУ. Есть даже мнение, что вы работаете на ЦРУ.
— Нет! Клянусь, я никогда не работал на ЦРУ!
— Не меня вам нужно убеждать. Эти послания поступают из больницы через медицинскую сестру Йоссаряна.
— Медицинскую сестру? — воскликнул капеллан. — Разве Йоссарян болен?
— Он здоров, как бык, Альберт, и куда как в лучшей форме, чем вы или я.
— Тогда зачем ему нужна медицинская сестра?
— Для плотских наслаждений. Они тем или иным образом вступают в сексуальную связь четыре или пять раз в неделю, — чтобы не ошибиться, пунктуальный генерал заглянул в лежащий у него на коленях блокнот, — у него в офисе, в ее квартире, часто на полу в кухне, отвернув водопроводный кран, или на полу в одной из комнат под кондиционером. Хотя по этому графику я вижу, что частота их чувственных контактов резко уменьшается. Он теперь не так часто посылает ей красные розы на длинных стеблях и все реже говорит с ней о нижнем белье, о чем свидетельствует этот последний Гэффни-отчет.
Капеллан сгорал от стыда, слушая эти подробности личной жизни.
— Прошу вас.
— Я всего лишь пытаюсь ввести вас в курс дела. — Генерал перевернул страницу. — Потом существует эта секретная договоренность, которая у вас, кажется, есть с Милоу Миндербиндером и о которой вы не считаете нужным упоминать.
— С Милоу Миндербиндером? — Капеллан воспринял это сообщение с удивлением. — Конечно, я его знаю. Он присылает эти посылки. Я не знаю, почему. Я был вместе с ним на войне, но я его не видел и не говорил с ним почти пятьдесят лет.
— Ах, капеллан, капеллан! — Теперь генерал напустил на себя вид утрированного разочарования. — Милоу Миндербиндер заявляет на вас права собственности, он поддал на вас патентную заявку, зарегистрировал торговый знак на вашу разновидность тяжелой воды, представьте себе, торговый знак с венчиком, ни больше ни меньше. Он предложил вас правительству в сочетании с контрактом на военный самолет, за который он теперь борется, и он ежедневно получает очень, очень весомую плату за каждую пинту тяжелой воды, что мы из вас извлекаем. Вы удивлены?
— Я все это впервые слышу!
— Альберт, он не должен иметь права делать это от своего имени.
— Лесли, теперь я уверен, что понял вас. — Капеллан слабо улыбнулся. — Некоторое время назад вы сказали, что люди имеют право делать то, что мы не можем помешать им делать.
— Верно, Альберт. Но мы можем использовать этот аргумент на практике, а вы — нет. Мы сможем вернуться к этому еще раз завтра на еженедельном заседании.
На еженедельном собрании, проводившемся каждую пятницу, сам генерал первым и пронюхал о неожиданном новом повороте событий.
— Кто это пернул? — спросил он.
— Да, что это за запах?
— Я знаю, что это, — сказал физико-химик, дежуривший в этот день. — Это тритий.
— Тритий?
В помещении потрескивали счетчики Гейгера. Капеллан опустил глаза. Только что произошла ужасающая трансформация. У него в кишечнике вместе с обычными газами стал скапливаться и тритий.
— Это меняет условия игры, капеллан, — мрачно упрекнул его генерал. — Все анализы и процедуры придется повторить и провести новые. И немедленно проверьте всех остальных во всех других группах.
Ни у одного человека из контрольных групп ветры, пускаемые из задницы, не содержали ничего, кроме обычного метана и сероводорода.
— Я с крайней неохотой сообщаю вам об этом, — мрачно сказал генерал. — Но с этого момента, капеллан, пердеть запрещается.
— И ссать на стену.
— Хватит, Туз. Вам не кажется странным, — философски заметил генерал Гроувс неделю спустя на симпозиуме, собранном для проведения свободной мозговой атаки, — что человек, который, вероятно, развивает в себе термоядерные способности для уничтожения жизни на этой планете, оказался слугой Господа?
— Нет, конечно же, не кажется.
— А почему это должно казаться странным?
— Вы спятили?
— Да что с вами такое?
— А кем же еще он мог быть?