— Э, нет, подполковник. На такое я не клюю.
— Я, признаться, тоже, — невозмутимо сказал подполковник Корн. — Но все остальные глотают вместе с крючком.
— Вы позорите свое воинское звание! — впервые обратившись прямо к Йоссариану, гневно взвыл полковник Кошкарт. — И как это вам удалось пролезть в капитаны?
— Неужели забыли? — подавив довольный смешок, мягко напомнил полковнику Кошкарту подполковник Корн. — Вы же сами дали ему это звание.
— Да, просчитался, что и говорить.
— А я вас предостерегал, — сказал подполковник Корн. — Но вы никогда меня не слушаете.
— Ну ладно, хватит! — вскипел полковник Кошкарт. Он уставился на подполковника Корна, подозрительно нахмурившись и уперев руки в бока. — Вы-то сами на чьей стороне?
— На вашей, полковник, на вашей, успокойтесь.
— А тогда перестаньте склочничать. Что это вы ко мне цепляетесь?
— Я на вашей стороне, полковник. Меня переполняет патриотизм.
— Вот и не забывайте об этом. — Полууспокоенный полковник Кошкарт опять принялся мерять шагами кабинет, вертя в руках свой длинный, из слоновой кости и оникса мундштук. — Ладно, давайте-ка с ним кончать. — Он ткнул большим пальцем в сторону Йоссариана. — Я-то знаю, как ему можно вправить мозги. Его надо вывести и расстрелять. Генерал Дридл наверняка бы так и сделал. Безмозглого только могила исправит.
— Генерал Дридл больше у нас не командует, — сказал подполковник Корн, — поэтому мы не можем вывести его и расстрелять. — Теперь, когда полковник Кошкарт перекипел, подполковник Корн снова чувствовал себя свободно и опять начал постукивать каблуками по тумбе стола. Он повернулся к Йоссариану. — Итак, мы решили отправить вас домой. Это решение пришло не сразу, но в конце концов нам удалось разработать веселенький планчик, при котором ваш отъезд не вызовет слишком сильного неудовольствия у ваших однополчан. Вы рады?
— Какой такой планчик? Я вовсе не уверен, что он меня обрадует.
— Он вас возмутит, — посмеиваясь, объявил подполковник Корн и умиротворенно сцепил руки на лысой голове. — Вы будете его проклинать. Он действительно гадостный, и ваша совесть наверняка взбунтуется. Но вам придется его принять. Вам придется его принять, потому что он предусматривает ваше возвращение домой недельки через две, а иначе вы домой вообще не попадете. Иначе вы попадете под военный трибунал, так что выбирайте сами.
— Бросьте блефовать, подполковник, — с усмешкой сказал Йоссариан. — Вы не посмеете отдать меня под суд за дезертирство на линии огня. Это выставит вас в дурном свете перед вашим новым начальством, да и дезертиром суд меня может не признать.
— Самоволки во время войны тоже, знаете ли, не поощряются, а от этого обвинения вам не отвертеться. И если вы немного подумаете, то сами согласитесь, что нам просто необходимо отдать вас под суд. Мы не можем допустить вашего открытого неповиновения. Если вас не наказать, другие летчики тоже откажутся от боевых полетов. Так что выбирайте, повторяю, сами. Или сделка, или военно-полевой суд, который мы обязательно доведем до нужного нам конца, хотя он вызовет массу неприятных для нас вопросов и надолго застрянет в горле у полковника Кошкарта, как горькая кость.
При слове «кость» полковник Кошкарт вздрогнул и злобно швырнул свой изящный мундштук на письменный стол.
— Господи Иисусе! — возопил он. — Я ненавижу этот треклятый мундштук! — Мундштук отскочил от столешницы, ударился об стену, скользнул вдоль подоконника и упал под ноги полковнику Кошкарту. Тот глянул на него с застарелой ненавистью. — Может, он мне только вредит!
— Он для вас подарок судьбы, если говорить о генерале Долбинге, и кость в горле, когда речь идет про генерала Шайскопфа, — с коварным простодушием объяснил ему подполковник Корн.
— А кому я должен угождать?
— Обоим.
— Да как же им обоим угодишь? Они же ненавидят друг друга! Понравишься одному — вроде бы получишь лакомый дар судьбы, но если об этом узнает другой, лакомый дар застрянет у тебя в горле, как острая кость!
— Мундштук и марш-парады, полковник, — вот что обернется двойным подарком судьбы.
— Правильно! Только этим их и можно ублажить. — Полковник Кошкарт уныло скривился. — Тоже мне, генералы! Они позорят свое звание! Если такие люди дослуживаются до генералов, то мне сам бог велел получить генеральский чин.
— Вы далеко пойдете, полковник, — со скрытой насмешкой пообещал ему подполковник Корн и презрительно расхохотался, когда, посмотрев на Йоссариана, увидел его недоверчиво враждебное удивление. — Вот вам суть ситуации, — сказал он. — Полковник Кошкарт хочет стать генералом, а я — полковником, и поэтому нам придется отправить вас домой.
— А зачем ему становиться генералом?
— Зачем? Затем, чтобы подыматься. И по той же причине я хочу стать полковником. Жизнь учит нас стремиться наверх. Генерал — это ступенька вверх для полковника, а полковник — для подполковника. Мы оба хотим подняться повыше — вы правильно все рассчитали, и я уверен, что наше стремление вверх тоже учли.
— Не делал я никаких расчетов! — отрубил Йоссариан.
— Да, мне положительно нравится, как вы лжете, Йоссариан. Но скажите по совести, разве вам нечем будет гордиться, если вашему командиру присвоят звание генерала и у вас в полку на каждого летчика придется больше боевых вылетов, чем во всех других? Разве вы не хотите заслужить побольше благодарностей и боевых отличий? Помните про esprit de corps,
[43]
Йоссариан. Короче, ответьте мне — я спрашиваю вас последний раз, — соглашаетесь вы летать, чтобы внести свою лепту в наш общий послужной список? Да или нет?
— Нет.
— Значит, вы приперли нас к стенке… — беззлобно начал подполковник Корн.
— Стыд и позор!
— …и нам придется отправить вас домой. Вы должны сделать очень немногое, чтобы…
— Какое такое немногое? — грубо оборвал его с недобрыми предчувствиями Йоссариан.
— О, сущие пустяки! Мы предлагаем вам весьма выгодную сделку. Мы издаем приказ об отправке вас в Штаты — причем сами добиваемся его утверждения, — а вы за это…
— Ну? Что я должен сделать?
— Полюбить нас, — коротко хохотнув, ответил подполковник Корн.
— Полюбить вас?
— Именно, — сказал подполковник Корн, наслаждаясь ошалелым недоумением Йоссариана. — Полюбить нас. Воспылать к нам дружескими чувствами. Хорошо отзываться о нас, пока вы здесь, и потом в Штатах. Короче, стать нашенским парнем. Одним из нас. По-моему, это не слишком дорогая плата, как вы считаете?
— Значит, вы хотите, чтоб я хорошо о вас отзывался? И больше ничего?
— И больше ничего.
— Так-таки ничего?
— Так-таки ничего, Йоссариан.
