— Старайтесь не думать и об этом, — упрямо стоял на своем майор Дэнби. — Старайтесь думать только о процветании родины и человеческом достоинстве.
— Оно конечно.
— Я серьезно, Йоссариан. Это вам не первая мировая война. Вы должны помнить, что мы воюем с агрессорами, которые всех нас уничтожат, если сумеют победить.
— Я помню! — отрубил Йоссариан, чувствуя, что в нем опять подымается волна сварливой враждебности. — А вы-то помните, что мне дали медаль, которую я честно заслужил, хотя Кошкарт с Корном наградили меня из своих шкурных соображений? Я семьдесят раз летал на бомбардировку, будь она проклята! И нечего мне толковать про спасение родины! Я долго дрался, чтоб ее спасти. А теперь намерен драться за спасение собственной жизни. Теперь не родине — теперь моей жизни угрожает смертельная опасность.
— Но война ведь еще не кончилась. Немцы подступили к Антверпену.
— Немцев разобьют через пару месяцев. А потом, еще через пару месяцев, разобьют и японцев. Так что если я пожертвую сейчас жизнью, то не ради родины, а ради Кошкарта с Корном. Хватит, пусть посидят у моего бомбового прицела другие. Отныне я буду думать только о себе!
— Послушайте, Йоссариан, — снисходительно и свысока улыбаясь, проговорил майор Дэнби, — а что, если бы каждый начал так рассуждать?
— Ну, тогда-то я был бы просто полным кретином, если б рассуждал иначе, разве нет? — Йоссариан сел попрямее и ухмыльнулся. — Вы знаете, у меня такое ощущение, что я уже с кем-то вел похожий разговор. Я сейчас чувствую себя вроде капеллана, которому часто чудится, что у него в жизни все повторяется дважды.
— Капеллан пытается убедить их, чтоб они отправили вас домой.
— Где уж ему!
— Н-да… — Майор Дэнби вздохнул и с опечаленным разочарованием покачал головой. — А он опасается, что повлиял на ваше решение.
— Куда ему! Кстати, знаете, что я могу сделать? Мне ничего не стоит укорениться на койке в госпитале до конца войны, чтобы вести растительную, так сказать, жизнь. Я буду лежать тут на боку вроде пузатой тыквы, а решения пусть принимают другие.
— Вам все равно придется принимать решения, — возразил майор Дэнби. — Человек не может вести растительную жизнь.
— Это почему?
Но глаза у майора Дэнби вдруг засветились мечтательной завистью.
— А чудесная это, наверно, штука — растительная жизнь, — сказал он.
— Особенно если в перегное из дерьма, — добавил Йоссариан.
— Нет, я серьезно, — сказал майор Дэнби. — До чего же хорошо, живи себе и живи, как огурчик, — без всяких сомнений и стрессов.
— Как горький огурчик или нормальный?
— Нет уж, лучше, пожалуй, как нормальный.
— Чтоб вас изрезали на салат?
Лицо майора Дэнби омрачилось.
— Ну, тогда как горький.
— А горький сорвали бы и сгноили, чтоб сделать из него перегной для нормальных.
— Что ж, придется, видно, отказаться от растительной жизни, — печально смирился майор Дэнби.
— Послушайте, Дэнби, — уже без всяких шуток спросил его Йоссариан, — так соглашаться мне, чтоб они отправили меня домой?
— Таким образом вы наверняка спасете свою жизнь, — пожав плечами, ответил тот.
— И потеряю себя. Вам-то это должно быть понятно.
— У вас будет много радостей.
— Не хочу я никаких радостей! — отрезал Йоссариан. А потом, с яростью и отчаянием долбанув кулаком по матрацу, воскликнул: — Будь оно все проклято, Дэнби! На этой дьявольской войне поубивали моих друзей. Не могу я вступать после их смерти в гнусную сделку!
— И вы согласились бы, чтоб вас упрятали за решетку?
— А вы согласились бы на их сделку?
— Конечно, согласился бы! — убежденно объявил майор Дэнби. — Да, скорей всего, согласился бы, — добавил он, уже менее убежденно, через несколько секунд. — В общем, наверно, согласился бы, — мучительно поколебавшись, заключил он, — если бы мне пришлось оказаться на вашем месте. — А потом с отвращением тряхнул головой, отвел взгляд в сторону и безнадежно сказал: — Разумеется, я согласился бы, чтоб они отправили меня домой! Но я такой позорный трус, что не мог бы оказаться на вашем месте.
— Ну а если б вы не были трусом? — допытывался Йоссариан. — Если б у вас хватило храбрости не подчиняться их приказам?
— Тогда я не согласился бы, чтобы они отправили меня домой! — клятвенно воскликнул майор Дэнби. — Но и не допустил бы, чтоб отдали под суд.
— Короче, стали бы летать?
— Ни в коем случае! Это же была бы полная капитуляция. И ведь меня могли бы убить.
— Так, значит, удрали бы?
Майор Дэнби разинул рот, собираясь провозгласить что-то гневно величественное, но сразу же немо сомкнул челюсти и только лязгнул зубами. А потом устало распустил губы и сказал:
— Похоже, что тогда мне пришлось бы отказаться от надежды выжить, верно?
У него опять увлажнился лоб и нервически заблестели чуть выпученные глаза. Он скрестил на коленях тонкие запястья и, едва дыша — Йоссариан не слышал его дыхания, — уставился в пол с видом человека, поневоле признавшего свое полное поражение. Темные тени оконных переплетов чуть вкось перечеркивали стену напротив окна. Йоссариан не отводил хмурого взгляда от собеседника, и оба они даже не пошевелились, когда возле госпиталя послышался скрип тормозов, щелкнула дверца машины и лестница загудела от дробота торопливых шагов.
— Да нет, пожалуй, все-таки не пришлось бы, — медленно стряхивая уныние, решил Йоссариан. — Мило Миндербиндер вполне мог бы вам помочь. Он гораздо могущественней полковника Кошкарта и многим мне обязан.
— Мило Миндербиндер и полковник Кошкарт стали теперь близкими приятелями, — безучастно покачав головой, сказал майор Дэнби. — Мило сделал полковника Кошкарта своим заместителем по управлению трестом и пообещал предоставить ему после войны весьма высокую должность.
— Тогда нам поможет Уинтергрин, — все еще не теряя надежды, объявил Йоссариан. — Он их обоих люто ненавидит и зверски разозлится, когда обо всем узнает.
— Мило и Уинтергрин объединили на прошлой неделе свои торговые дела, — еще раз мрачно покачав головой, сказал майор Дэнби. — Они теперь неразлучные партнеры.
— Значит, никакой надежды у нас нет?
— Значит, нет.
— Совсем-совсем никакой?
— Совсем никакой. — Майор Дэнби поднял на Йоссариана взгляд и сокрушенно пожелал: — Эх, исчезли бы они нас, как многих других, чтоб мы избавились наконец от наших тяжких забот, правда, Йоссариан?
Йоссариан не захотел, чтоб его исчезли. Майор Дэнби, не настаивая, снова понурил голову, и они сидели вдвоем без всякой надежды, пока их радостно не обнадежил счастливый капеллан, который сначала возвестил о своем приближении торопливым топотом в коридоре, а ворвавшись к ним, заорал так взволнованно и восторженно, что понять его первые несколько минут было совершенно невозможно. На глазах у капеллана блестели счастливые слезы, а на губах звонко дрожала фамилия Орра, и, когда Йоссариан понял, в чем дело, его словно ветром сдунуло с кровати.