— Видели вы недоноска? — с презрительным, похожим на хрюканье смешком вопрошал присутствующих генерал Дридл, расположившись в офицерском клубе за стойкой бара. — Я поставил его на ноги, этого недоношенного сукина кота. Он всем обязан мне. У него нет мозгов, чтобы жить по собственному разумению.
— Видели вы всезнайку? — мрачно вопрошал у другого конца стойки полковник Мудис. — Слова не скажи ему поперек, он просто не способен услышать разумный совет.
— Все, на что он способен, — это давать дурацкие советы, — со скрипучим фырканьем продолжал генерал Дридл. — Ему бы и до капрала не дослужиться, если б не я.
Генерала Дридла всегда сопровождали зять и медсестра, усладительнейшая, на взгляд всех, кто ее видел, девица. Это была невысокая полненькая блондинка с аккуратно завитыми локонами, неизменно счастливыми глазами и круглыми ямочками на пухлых щеках. Она всех одаривала лучезарной улыбкой и, пока к ней не обращались, молчала. У нее была свежая кожа и пышный бюст. Короче, она была неотразимой, и люди предпочитали держаться от нее подальше. Хорошенькая, сочная, смиренная и молчаливая, она всех, кроме генерала Дридла, мгновенно сводила с ума.
— Вы бы посмотрели на нее голую, — хрипел, весело фыркая, генерал Дридл, а она, с гордостью улыбаясь, молча стояла рядом. — У меня в штабной квартире хранится ее униформа из пурпурного шелка — такая облегающая, что все, как говорится, наружу. Под нее даже бюстгальтер не подденешь. А шелк добыл Мило Миндербиндер. И я, стало быть, иногда обряжаю ее по вечерам в эту униформу — чтобы Мудис лишился последнего ума. — Генерал Дридл хрипато хохотал. — Вы бы посмотрели, что у нее делается под блузкой, когда она переступает с ноги на ногу! Мудис, можно сказать, просто теряет башку. А я, стало быть, жду, и, как только этот кобель прикоснется к ней — или к любой другой бабе, — разжалую его в солдаты и сошлю на год в кухонную обслугу.
— Он держит ее при себе, чтобы сводить меня с ума, — страдальчески обвинял у другого конца стойки полковник Мудис генерала Дридла. — Он хранит в своей штабной квартире ее униформу из пурпурного шелка — такую облегающую, что все, как говорится, наружу. Под нее даже бюстгальтер не подденешь. Вы бы послушали, как шуршит этот проклятый шелк, когда она переступает с ноги на ногу. Я просто теряю голову. А он, стало быть, ждет, и, стоит мне прикоснуться к ней — или к любой другой женщине, — разжалует меня в солдаты и сошлет на год в кухонную обслугу.
— Он только облизывается на баб с тех пор, как мы отчалили из Штатов, — конфиденциально сообщал генерал Дридл, и его серовато-седая квадратная голова злорадно тряслась от садистского хохота. — Я же никуда его не отпускаю. Представляете, каково приходится этому несчастному сукину коту?
— У меня не было ни одной женщины с тех пор, как мы отчалили из Штатов, — слезливо хныкал полковник Мудис. — Представляете, каково мне приходится под начальством этого садиста?
Раздражаясь, генерал Дридл свирепо мордовал не только полковника Мудиса. Сдержанности, тактичности и терпимости он решительно не признавал, а его взгляд на воинскую субординацию был универсально лаконичен и прост: он твердо верил, что молодые люди, которые ему подчиняются, должны с готовностью отдавать жизнь за идеалы, симпатии и антипатии тех стариков, которым подчиняется он сам. Офицеры и солдаты были для него не личностями, а единицами воинского контингента. Он требовал от них только выполнения приказов, а помимо этого они были вольны делать все, что им угодно. Они были вольны, как полковник Кошкарт, наваливать на подчиненных по шестьдесят боевых вылетов, и они были вольны, как Йоссариан, становиться в строй голыми, хотя, увидев это зрелище, генерал Дридл невольно разинул рот и, четко печатая шаг, источая необоримую властность, но с отвисшей челюстью, подошел к Йоссариану вплотную, а подойдя, бесповоротно удостоверился, что перед ним для получения от него медали замер по стойке «смирно» человек в одних тапочках. Генерал Дридл онемел. Полковника Кошкарта шатнуло, и подполковник Корн, сделав шаг вперед, крепко ухватил его сзади за локоть, чтобы он не рухнул без сознания на землю. Воцарилась чудовищная тишина. С моря бесшумно подувал теплый ветерок; через несколько секунд зацокали копыта осла, который тащил по шоссе громыхающую телегу; в телеге на грязной соломе сидел местный фермер в буром выгоревшем комбинезоне и старой шляпе с обвислыми полями; он проехал мимо, даже не глянув на маленькую прямоугольную поляну справа от шоссе, где выстроилась парадная шеренга.
Наконец генерал Дридл заговорил.
— Ступай в машину, — приказал он через плечо своей медсестре, которая подошла вместе с ним к голому Йоссариану. Медсестра, не спеша и улыбаясь, удалилась на край поляны, где генерала Дридла поджидал штабной джип — в двадцати примерно футах от застывших по стойке «смирно» летчиков. Генерал Дридл сурово безмолвствовал, пока не захлопнулась дверца джипа, а потом грозно вопросил: — Это кто же такой?
— Это Йоссариан, папа, — торопливо пробежав глазами свой список, ответил ему полковник Мудис. — Он награжден медалью «Боевой летный крест».
— Ну, чтоб меня… — пробормотал генерал Дридл, и его красное глыбовидное лицо смягчилось от веселого изумления. — Почему вы ходите голый, Йоссариан? — спросил он.
— Потому что хочу.
— Что значит «хочу»? Как это вы так хотите, черт бы его расподрал?
— Хочу, и все, сэр.
— Почему он ходит голый? — спросил через плечо у полковника Кошкарта генерал Дридл.
— Он тебя спрашивает, — шепнул сзади полковнику Кошкарту подполковник Корн и ткнул его локтем в спину.
— Почему он ходит голый? — спросил через плечо у подполковника Корна полковник Кошкарт и со страдальческим видом осторожно погладил то место, куда его ткнули локтем.
— Почему он ходит голый? — спросил подполковник Корн у капитана Птичкарда и капитана Краббса.
— В его самолете при бомбардировке Авиньона убили на прошлой неделе стрелка, и ему забрызгало кровью всю одежду, — ответил капитан Краббс. — Он утверждает, что никогда больше не наденет военную форму.
— В его самолете при бомбардировке Авиньона убили на прошлой неделе стрелка, и ему забрызгало кровью всю одежду, — отрапортовал генералу Дридлу через голову полковника Кошкарта подполковник Корн. — Его форма еще не пришла из прачечной, сэр.
— А куда он дел другие комплекты?
— Они тоже в прачечной, сэр.
— Ну а белье? — спросил генерал Дридл.
— Все его белье тоже в прачечной, сэр, — отрапортовал подполковник Корн.
— Ох и бредовая же трепотня, — проворчал генерал Дридл.
— Именно бредовая, сэр, — подтвердил Йоссариан.
— Не беспокойтесь, сэр, — угрожающе посмотрев на Йоссариана, сказал полковник Кошкарт. — Я даю вам слово, что этот человек будет сурово наказан.
— Да на кой мне черт, чтоб его наказывали? — раздраженно удивился генерал Дридл. — Он заслужил медаль. И если ему хочется получить ее в голом виде, вам-то какое, к дьяволу, дело?
