— Понимаю, — произношу я в никуда.
— Понимаете?
— Вы его получите.
— Рад слышать. Очень рад. Он при вас?
— К сожалению, нет. Он у меня в Норвегии.
Де Витт встает:
— В Стенстеде у меня стоит самолет.
— На сегодняшний вечер у меня есть договоренность. Я не могу изменить свои планы. Но мы можем поехать завтра.
— Девушка?
— Богиня.
Он подмигивает мне. Даже если годы охладили его страсть, в воспоминаниях она еще жива.
Перед уходом я заглядываю в туалет. Рулон туалетной бумаги заклеен. Мыло не использовано ни разу. Полотенце выглажено. Но на зеркале множество отпечатков пальцев и пятна жира. Никто не догадался оторвать ценник: «9,90 фунта». Очень удачная покупка, должен признать.
Де Витт протягивает мне руку, когда я ухожу. Мы договариваемся о встрече перед входом в мою гостиницу завтра утром в десять. Он благодарит меня за то, что я пошел им навстречу.
Лимузин подкатывает к тротуару, когда я спускаюсь по лестнице. Открываю дверь и сажусь. Де Витт машет мне рукой. У него вид богатого одинокого дядюшки. Лимузин трогается с места. Я не сказал, куда ехать. Но через пять минут машина останавливается у моей гостиницы.
16.
— Завтра я еду домой, — сообщаю я.
Диана словно спряталась под стеклянным колпаком для сыра. Полное равнодушие. Смотрит на меня.
— Уже? — удивляется она. Взгляд измученный. Как будто она искала утешение в белом порошке.
Она живет в квартире на девятнадцатом этаже высотного здания с таким видом из окна, что я спрашиваю, не Эйфелева ли башня виднеется вдали. Прихожая покрыта шахматными квадратиками черного и белого цвета. На узкой стене мозаика зеркал. Под аркой вход в крохотную кухню. Огромное окно во всю стену смотрит прямо в небо. Каждое утро Диане приходится выходить на балкон и вытирать испарения облаков.
Кожаный диван блестит черным и красным. Стол сделан из такого толстого стекла, что можно спрятаться под ним, если кто-нибудь вздумает обстреливать тебя из базуки.
Я встаю у окна. Подо мной веером домов, улиц и парков раскинулся Лондон.
Я говорю:
— Роскошный вид!
Она говорит:
— Спасибо.
Что-то происходит между нами. Но я не могу понять что.
— Какая квартира! — восклицаю я. Я чуть было не добавил, что здесь чувствуется рука дизайнера. Но я не знаю, воспримет она это как комплимент или как сарказм.
— Большей частью это работа Брайена.
— Кого?
— Одного моего парня. Брайена. Он дизайнер.
Внизу, на улице, появляется синий хвост мерцающих огоньков пожарных машин.
— Люси здорово помогла мне сегодня. Она великолепна.
— Нашел что-нибудь?
— В музее — нет. Но когда я там был, кое-что произошло.
— Она звонила. Сказала, что ты милый.
— Милый?
— И очень странный.
— Странный?
Она смеется.
— Так что же случилось там, в музее?
— Человек, которого я искал, сам подошел ко мне.
— Кто это?
— Его зовут де Витт. Чарльз де Витт.
Она молчит. Но я вижу, что имя ей известно и вызывает удивление. Тем не менее я ничего не спрашиваю.
Она приготовила вегетарианское блюдо по рецепту из журнала, который все еще лежит раскрытым на кухонном столе.
— Надеюсь, что я сделала все правильно. — Она нервно сжимает руки. Характерный жест для всех, кто думает, что приготовление вегетарианской пищи требует каких-то особенных качеств, доступных только избранным.
Я сижу за круглым столом в углу комнаты. Диана порхает взад и вперед, вспоминая, что забыла то одно то другое. Я кладу себе на тарелку тыкву, запеченную в сыре, и салат. Она наливает белого вина. Протягивает мне длинный французский батон, который я разламываю пополам, и чашку с чесночным маслом. Держа руки на спинке стула, она стоит и выжидающе смотрит на меня.
— Прекрасно! — восклицаю я с полным ртом.
Она улыбается и разглаживает юбку, перед тем как сесть. Есть что-то первобытно-женственное в этом ее жесте. Она поднимает бокал с белым вином и кивает мне. Вино — очень сухое.
— Очаровательный господин, этот де Витт, — произношу я.
— Он тебе помог?
— Пытался.
— И что же он рассказал?
— Длинную историю. С множеством пропусков.
— Вот как?
— И странностей.
— Ты ему не веришь?
— Я обдумываю, что именно и почему он опустил в своем рассказе.
— В мире полным-полно лжецов. — Она едва сдерживается. Глаза ее словно стеклянные.
— Мне кажется, за мной следили, когда я шел сюда.
— Что?
— Меня преследовала от гостиницы машина. Надеюсь, это ничего не значит.
— За тобой следили? — спрашивает она возмущенно. — По дороге сюда? Ублюдки!
Она хочет сказать что-то еще, но берет себя в руки. Она впивается взглядом в меня, как будто собирается сообщить что-то неприятное. Может быть, что это приглашение я не должен воспринимать слишком серьезно. Что я зря думаю, будто мы предназначены друг другу. Что я всего лишь милый парень, которого она, может быть, припишет в конце своего списка. После Брайена, Джорджа и девяноста восьми других.
Мы едим молча. На десерт она сделала божественное суфле. На дне чашки под суфле я обнаруживаю ягоду земляники и кусочек шоколада. Она называет это блюдо «Искушение археолога».
Диана ставит на старомодный проигрыватель пластинку «Chicago».
[46]
Приглушает свет. Зажигает две красные свечи на стеклянном столе. Ее нейлоновые чулки поблескивают в свете маленьких огоньков.
Кожа дивана скрипит, когда она садится рядом со мной. Такой же скрип слышится в музыке. Судя по всему, она ставила эту пластинку много-много раз. Несколько минут мы сидим молча и боимся прикоснуться друг к другу. Или не прикоснуться.
Диана спрашивает, не хочу ли я выпить. Я соглашаюсь.
Она приносит из кухни джин «Бифитер» и тоник, два стакана, кусочки льда. Мы чокаемся и фыркаем при звоне стаканов. После этого пьем молча. Не знаем, с чего начать. Я пытаюсь придумать какую-нибудь романтическую тему. Ту, которая помогла бы растопить смущение.
Она опережает меня:
— Тебе не кажется, что ты уже что-то нашел? В своем расследовании?
