— Пожалуй, тебе это нелегко осознать, — говорит он.
— Да, — соглашаюсь я. Я не знаю, имеет ли он в виду свой рассказ или Грету. — Это очень нелегко.
Два реактивных двигателя «роллс-ройса» «Гольфстрима» создают фон нашему разговору. Вдали я вижу гряду облаков, которая напоминает белую краску, растекающуюся по воде.
Мак-Маллин очищает яблоко. Маленьким фруктовым ножичком он снимает красную шкурку одной длинной спиралью. Разрезает яблоко на четыре части и удаляет середину.
— Хочешь? — предлагает он, но я качаю головой.
— В конечном счете, — он кладет кусочек яблока в рот, — многое в жизни основывается на иллюзиях. Только мы этого не подозреваем. Или не хотим это признавать.
И опять мне трудно отвечать конкретно. Я не понимаю его.
— Все это слишком для меня… — бормочу я.
Он продолжает жевать. Кивает.
— А я и не жду, что ты мне поверишь.
Сначала я некоторое время молчу.
— Может быть, именно поэтому верю.
Кислый вкус яблока вызывает гримасу на лице.
— Верить — значит делать выбор, — говорит он. — Либо верить тому, что человек тебе рассказывает, либо верить в Слово.
— Не так легко узнать, чему можно верить, — отвечаю я уклончиво.
— Неуверенность и скептицизм — сами по себе ценности. Они свидетельствуют о том, что ты думаешь.
— Возможно. Я все еще не решил, что мне думать о вашем вчерашнем рассказе.
— А я и не жду этого.
— Это ведь не какие-нибудь пустяки. То, что вы просите меня принять.
— Тебе ничего не надо принимать, Бьорн. Что касается меня, то ты можешь отмести абсолютно все, что я тебе сказал. Лишь бы ты отдал мне ларец. — Он негромко смеется.
— Вы опровергаете всю Библию.
— А что такое Библия? Собрание древних рукописей о духе времени. Предписания, правила жизни, этика. Записанные от руки рассказы, толкования и мечты, приукрашенные и отредактированные, рассказы, которые передавались из уст в уста, в конечном счете собранные в одном месте, заключенные в один переплет и получившие штемпель церковников «одобрено». — Он с шумом доедает последние кусочки яблока и облизывает губы.
— А ваша версия? — спрашиваю я. — Чем кончается ваша история?
— Это не моя история. Я только рассказываю о ней.
— Вы понимаете, что я хочу сказать.
— Мало о чем можно говорить определенно, — отвечает он. — Прошло много времени. Документов мало. Неясные отрывки. Фрагменты информации.
— Вот так же я чувствовал себя на протяжении последних недель.
Мак-Маллин смеется и начинает ерзать в кресле, словно неудобно сидит.
— Вам известно, что на самом деле случилось после распятия? — спрашиваю я.
— Кое-что. Далеко не все. Но кое-что.
— Например, то, что Иисус отправился в Рене-ле-Шато?
— О побеге мы знаем многое. Если кратко, то у нас есть манускрипты, написанные двумя участниками побега. Они описывают путь от Святой земли до Рене-ле-Шато.
— Да?
— Когда Иисус выздоровел и залечил раны после распятия, он отправился в путь на ожидавшем его корабле с группой близких приверженцев. Сначала они прибыли в Александрию, в Египте. Потом отправились на север, на Кипр, потом на запад, на Родос, Крит и Мальту, и в самом конце опять на север, в Старый порт Марселя. После этого они поехали по суше на юго-запад страны и обосновались в Рене-ле-Шато.
— Трудно поверить.
Мак-Маллин сжимает губы и смотрит в иллюминатор. Жужжат двигатели. Он взмахивает рукой с довольным выражением лица:
— Но уж если на то пошло, разве версия Библии намного более правдоподобна?
Некоторое время я обдумываю этот вопрос.
— Вы убеждены, что все было именно так? — спрашиваю я.
Он смотрит на меня. Долго.
— Сколько он прожил?
— Этого мы не знаем. Но от женщины, на которой он женился, Марии Магдалины, у него было много детей.
— Иисус женился? У него были дети?
— Почему бы нет?
— Звучит это… Не знаю.
— У них было семеро детей. Четыре сына и три дочери.
Стюардесса, стоявшая позади нас около небольшой буфетной и готовившая завтрак, выкладывает его на теплые тарелки. Она улыбается мне. Я улыбаюсь в ответ. Мак-Маллин осматривает блюдо и с удовлетворением чмокает губами. Мы разрезаем булочки пополам, наливаем апельсиновый сок в стаканчики с кусочками льда, открываем стеклянные баночки с домашним джемом.
Мак-Маллин откусывает кусочек булочки и вытирает уголки губ салфеткой с собственной монограммой.
— Дети Иисуса хранили тайну своего происхождения, — произносит он. — Именно его сыновья и внуки, а не сам Иисус подготовили почву для того, что через тысячу лет превратилось в рыцарские ордена, движение масонов, закрытые общества. Маленькие конспиративные союзы, глубинная цель которых — сохранять тайну, о которой сегодня они сами позабыли. — Он задумчиво качает головой. — Их сейчас сотни. Секты. Клубы. Движения. Ложи. Все они касаются только самой дальней окраины истины. Написаны сотни книг. Писатели вышивали по канве лженаучных гипотез и мифов. В Интернете существуют группки и сайты, обсуждающие спекуляции и догадки. Но никто из них не видит целого. Они подобны мухе, которая не понимает, что бьется о стекло.
— Или шмелю, — быстро вставляю я.
— Или шмелю, — повторяет он, не понимая.
Я беру холодный стакан. Апельсиновый сок только что выжат и свеж.
— Куда же пропали потомки Иисуса? — спрашиваю я, обсасывая кусочек льда, который скрипит у меня на зубах.
— На этот вопрос нельзя ответить.
— Почему?
— Потому что они не «пропали». Они прожили свою жизнь. Завели детей. И до сих пор живут среди нас. Могущественный и гордый род. Здесь, среди нас.
— Они знают, кто они?
— Практически никто. Только очень немногим известна правда. Примерно тысяче человек. А теперь еще и тебе.
— Его потомки живут до сих пор, — повторяю я задумчиво и с благоговением.
— Да, конечно. Но прошло две тысячи лет. Так что этот род тоже раздробился. Мы говорим о множестве ветвей. Старший сын Иисуса был первым Великим Магистром. Это он добыл и запечатал золотой ларец. После смерти первого Великого Магистра его старший сын принял на себя ответственность за ларец. Ларец Святых Тайн передавался из рук в руки, от отца к старшему сыну, на протяжении столетий. А потом ларец пропал.
— Но что вы скажете о намеке на тот факт, что Иисус был основателем королевских родов Европы?
