– Я чую дыхание Тьмы, Мастер… – произнесла
женщина, не шелохнувшись.
– Делай, – сказал он, как отрубил. Посмотрел на
Дашу. – Подойди ближе.
Она сделала несколько шагов вперед – пока человек в маске не
остановил повелительным жестом. Над углями струился слоистый дым. Обнаженная
женщина извлекла откуда-то восковую фигурку с приклеенными к корявой головке
настоящими человеческими седыми волосами и медленно, с величайшей сосредоточенностью
стала втыкать длинную иглу, целя туда, где у человека располагается сердце,
монотонно бормоча нечто похожее на заклинания.
Не обращая больше на нее внимания, человек в маске сказал:
– Раздевайся.
– Я – куруманская хозяйка ночи, – сказала Даша
расслабленным голосом наркоманки.
– Раздевайся… сестра.
Стараясь придать движениям неминуемую после дозы наркотика
расхлябанность, Даша стала медленно расстегивать пуговицы. Страха, понятно, не
было никакого. Чертова хата обложена, таксер был подставным оперативником, на
лестнице уже наверняка бдят камуфлированные амбалы, достаточно визга или шума
борьбы… Но не ублажать же его, черт побери? Если полезет с нежностями, все
рухнет, много на них не навесишь…
Ладно, лапанье еще можно перетерпеть, а там, когда зайдет
далеко, можно и симулировать всплеск наркотической ярости… Она избавилась от
последних деталей туалета, вопросительно взглянула, не забывая держать на лице
отрешенно-туповатую улыбочку.
Мастер поманил ее обоими указательными пальцами. Даша
подошла совсем близко. Повинуясь движению его ладоней, опустилась на колени меж
его расставленных ног, посмотрела вверх, но точный цвет его темных глаз
определить так и не смогла. Насчет особых примет можно только гадать. На ладонях,
на пальцах – ни шрамов, ни татуировок, голос глубокий, звучный. Маска сделана
наподобие древнегреческого шлема, только гребня нет, волосы закрыты – но они
определенно подстрижены коротко, иначе выбивались бы пряди. Негусто. Да, это,
пожалуй что, волк… Главарь.
Он чуть наклонился вперед, приложив обушок лезвия к шее –
лезвие вовсе не показалось холодным – медленно задрал Даше голову. Провел
кончиком клинка меж грудей, вниз по животу. Даша не шелохнулась, прекрасно
понимая, что идет проверка.
– Геката, Зогро, Моммо… – бормотала
женщина. – Зову тебя, повелительница перекрестков и ночных дорог…
Обушок прошелся по коже пониже пупка, взъерошил волосы. Даша
полузакрыла глаза, учащенно дыша.
Это было не в кино и не во сне – посреди миллионного
Шантарска, славного в числе прочего и космической электроникой.
Человек в маске осматривал ее предплечья. Там все было в
порядке – «следы уколов» наносил специалист своего дела, знавший наркоманов
лучше, чем собственную жену.
Кончик лезвия больно царапнул под левой грудью. Даша
терпела, мгновенно прикинув, как в случае малейшей агрессии нанесет удар. Глаз
она, конечно, не опускала, по-прежнему изображая экстаз, но чувствовала, как по
коже поползла кровь. Мастер подождал, когда стечет немного на лезвие, медленно
поднял его ко рту, слизнул половину, клинок оказался у самых губ Даши. Она
слизала остальное, ухитрившись не порезать язык.
– Молись. Нашу молитву…
– Нима оговакул то сан вабзи…
«Отче наш» шиворот-навыворот она зубрила два часа – и
теперь отбарабанила без малейшей заминки.
– Встань.
Он усадил Дашу на колени, обнял за талию, положил ладонь на
бедро. Руки, чувствовалось, сильные, не дрожат ничуть – не пьян, запаха не
ощущается, и не похоже, чтобы принимал дурь. Положительно, волк… Хрумкина вышла
от него с физиономией, исполненной преданности и почтения, словно секретарь
райкома, удостоившийся визита к Брежневу…
Ладонь переползла с бедра на выстриженную по западной моде
дорожку – несуетливо, властно. Даша терпела, невольно отметив, что попала в
лапы опытного, спокойного мужика.
– Тебе сказали, кто я?
– Я тебя чувствую, даже если бы мне не говорили
прежде… – тихо сказала она. – Бабушка меня учила, что Черный Хозяин
однажды придет…
– Ты мне нравишься, ведьма, – он был, конечно, в
должной степени возбужден, но на суетливого психа не походил ничуть. – Мне
сказали, ты хочешь примкнуть к Братству?
– Да, Гроссмейстер, – шепнула она.
– К великому Сатане ведет много дорог, но ни одной не
проложено в обратную сторону…
– Я готова…
Ранка под левой грудью уже не кровоточила. Ладони медленно блуждали
по ее телу, дым плавал по комнате тяжелыми волнами, темные глаза в прорези
маски не отрывались от ее лица. Женщина в углу вдруг простонала-прорычала
что-то вовсе уж невразумительное, подняв фигурку над углями.
– Ты давно служишь Ему?
– С детства, – сказала Даша. – Я же говорю –
бабушка учила… Жаль, что ты не знал мою бабушку, Мастер…
«Вот уж точно, – мысленно добавила она. – Бабушка,
человек верующий, придушила бы это сокровище собственными руками…»
– Я хочу войти в тебя, – сказал он
негромко. – Мы должны слиться во благо Его, погрузившись в поток энергии
Князя Тьмы, несущий наслаждения Той Стороны…
– Не здесь, Гроссмейстер, – сказала Даша,
старательно придыхая после каждого слова. – В магии Ритуала, в сиянии
Луны, посреди дьявольской ночи и с соленым привкусом крови на губах…
– Я понял, – ответил он, не убирая рук. –
Через три дня – Полнолуние. И черная месса…
Даша, решив внести инициативу и разнообразие, соскользнула с
его колен и медленно закружилась по комнате, раскинув руки, украдкой глядя под
ноги, чтобы не влететь босой подошвой в блюдо с углями.
Резко остановилась, повернулась к нему лицом:
– Я буду ждать полнолуния, Мастер…
– Смерть! – взвыла женщина, роняя на угли
истыканную иглой фигурку. – Смерть! И да растают кости Розанова, как этот
воск, и растечется его сердце…
Даша кое-что сообразила: Розанов, директор из «оборонки»,
заклейменный демократической прессой как один из вождей «красно-коричневых
противников реформ», был на выборах в Госдуму наиболее опасным противником
господина Москальца. Нет, этот, в маске, безусловно, не Москалец, у того глаза
синие… Да и голос не тот… Интересные методы предвыборной агитации, надо
сказать.
– Иди к братьям и сестрам, – сказал Мастер. –
И если кто-то выдумает к тебе приставать, смело отвечай, что отныне ты –
Невеста Луны…
«Ну, спасибочки, – подумала Даша, неловкими движениями
собирая разбросанную одежду. – Сей почетный титул означает, что на шабаше
ты, друг ситный, намерен меня долго и вдумчиво трахать. Наслышаны-с. Там
поглядим…»
