В Питере хватит других залов, где выступают бравые
рок-команды. Есть и гораздо лучше оборудованные, но здесь как-то особенно
уютно. Возможно, именно за это и ценят «Ракету» не только рокеры. Здесь не
гнушаются выступать различные этноколлективы, ансамбли экзотик-музыки, джазисты
и блюзовики и даже оркестры, играющие исключительно классическую музыку.
Не могу сказать, что зал был переполнен, напротив, немало
оставалось и пустых мест, но те, кто пришел, терпеливо ждали обещанного
выступления. Я рассматривала собравшуюся публику. Вокруг привычная кожа, в
заклепках и без, яркие майки со страшными перекошенными рожами всяких монстров.
У многих волосы собраны в хвост или косичку, многие по привычке носят и серьгу.
Все как десять-пятнадцать лет назад. И лица какие-то знакомые вокруг.
Герт по-прежнему молчал рядом, не мешая мне думать о своем,
в разговоры с другими также не вступал. Кивнул кому-то, кому-то махнул ручкой,
а сам сидел возле меня как приклеенный. И даже свое любимое пиво не глотал.
Неужели опять решил нацепить маску благовоспитанного господина?
Наконец-то началось. Выступал молодой парень с зачесанными
назад длинными русыми волосами. Он почти ничего и не сказал, просто придвинулся
к микрофону и стал петь. В зале постепенно стихло, слушали его внимательно.
Не так уж и плохо, как можно было представить. Временами
сильно смахивало на припевки раннего Шевчука, местами было похоже на
мрачноватые панковские тексты Ника Рок-н-ролла, иногда до боли знакомо
прорезался Майк Науменко, а интонации напоминали Полковника Хрынова. Похоже и
на того, и на другого, и на третьего. Но все же парнишка был многообещающим.
Пара песен вообще звучала очень самобытно. Если он отойдет от подражания, то со
временем из него получится отличный бард.
— Как тебе? — спросил Герт во время перерыва, когда
местная молодая команда «Light touch»
[18]
начала настраивать
свои инструменты.
— Ничего, — откликнулась я. — Иногда, правда,
слишком напоминает других, но вообще ничего.
— Из парня может получиться толк, — уверенно
заявил Герт. — Я бы и сам у него пару текстов взял для группы, да боюсь,
Самопал развыступается.
— Идея неплохая, — поддержала я его. — А
может, он все-таки согласится?
— Мы бы и клипец неплохой могли забацать. — Идея,
похоже, захватила неуемного рокера целиком. — А Самопал ведь тоже где-то
здесь должен быть, пойти поискать разве. Заодно и пивка прихватить.
— Иди, чего уж там, — не стала я его удерживать, —
а то я сижу и гадаю, как это ты здесь и без пива. Мне тоже захвати.
— Отлично, солнце мое. — Герт трепанул меня за
прядь волос и испарился.
Я тоже решила немного прогуляться, развеяться. Парни на
сцене что-то подозрительно долго возились, и неизвестно еще, сколько будут
настраиваться. Спустившись к самой сцене, я направилась к выходу, но
остановилась. В нескольких шагах от меня роскошная модель нордвиндского дома
Диана кокетничала с каким-то парнем. Ее-то каким ветром сюда занесло? А Диана,
казалось, совсем и не старалась привлечь к себе внимание.
Обычная кожаная куртка, обычные джинсы и темная рубашка.
Волосы собраны в пучок и аккуратно заколоты. Никакого сверхъестественного
макияжа, так, легкие штрихи. И держалась она просто. Кивала, улыбалась, о чем-то
спрашивала. Моему любопытству не было предела, сейчас уже не до приличий, я
просто хочу знать, что она здесь делает. А кроме того, Пошехонцев говорил, что
она согласилась на интервью, а я как раз журналистка этой самой газеты…
— Добрый вечер, — я старалась держаться вежливо и
несколько суховато. — Журналистка газеты «Вечерние новости» Леда.
Позвольте задать вам несколько вопросов?
— Вообще-то, — начал молодой парень, с которым
Диана разговаривала, — мы тут отдыхаем.
— Это не займет много времени, — отмахнулась я от
него.
— Спрашивайте. — Диана спокойно смотрела на меня.
Мне вдруг представилось, как она стоит посреди огромной
роскошной комнаты, сжимая точеными белыми руками красивую вазу необычной формы,
лаская холеными пальцами ее вытянутое горлышко. Она улыбается. И порочная
полуулыбка меняет ее лицо, которое становится отталкивающим. Она подносит вазу
к себе поближе, словно пытаясь найти секрет в ее безупречных линиях.
И вдруг будто взрыв, от которого во все стороны разлетаются
тысячи острых осколков, — догадка: она ее получит. Она непременно
завладеет этой вазой, потому что они созданы друг для друга — совершенная
чистая и совершенная порочная красота. Тайна предмета и тайна человека. Они
соединятся вместе, дополнят и продолжат друг друга, как черное дополняет белое,
а ночь является продолжением дня. Но разгадка тайны не принесет никому ни
покоя, ни радости. Ведь разгадка всегда похожа на прочитанную книгу, открытую
шкатулку, разбитую вазу…
Я смотрела на безмятежное лицо красавицы, которая привыкла
получать все, что пожелает. У меня не было никаких сомнений в том, что рано или
поздно она ее получит.
Часть 2
Он всегда верил в то, что добро победит.
Жизнь упорно приносила разочарования и на каждом шагу
убеждала его в обратном, но он все-таки продолжал верить, что злодей всегда
получит по заслугам, а справедливость восторжествует.
Ему самому слишком мало нужно было от жизни. Он прекрасно
уживался среди старых, но дорогих ему вещей и не собирался менять их на модные
и роскошные. Привычный и устоявшийся быт, привычное непонимание окружающих. Он
как-то смирился с этим, сжился со своим одиночеством, хотя иногда хотелось
завыть и разнести вдребезги этот застывший, покрытый пылью забвения мирок. Он
слишком долго искал родственную душу, но не мог ее найти.
Дважды ему казалось, что он встретил такую женщину. Ту,
которая способна понять его, но дважды это приносило лишь горькое
разочарование. Он стал осторожен, закрылся и никого не пускал в свою душу. А
когда становилось невмоготу, он ехал в бордель на Станюковича и заказывал
Ларису или Зибо
[19]
. Девушки охотно шли к молчаливому
человеку, который щедро платил, но был неразговорчив. За время встречи он едва
произносил десяток слов. Пышнотелая белокурая Лариса не обращала внимания на
причуды клиента, а маленькая таджичка Зибо с большими темными губами и пушком
над верхней губой даже по-своему жалела его.
Однажды он подарил ей маленькую изящную статуэтку обнаженной
женщины, которая держала над головой покрывало. «Она почти такая же, как ты,
Зибо, — сказал он ей, — такая же красивая». Девушка рассматривала
изящные линии маленького тела, осторожно гладила статуэтку. «Она будет моим
талисманом, — проговорила чуть глуховатым голосом, — я никогда с ней
не расстанусь». Да, маленькая таджичка понимала его лучше других, но ему
хотелось встретить женщину, с которой он уже не пожелал бы расставаться.
