Вместо ответа я протянула Сергуне его визитку.
Визитку он признал сразу же, но со мной все обстояло
сложнее. Он силился вспомнить меня — и не мог. Что ж, еще одно очко в мою
пользу.
— Так и будем стоять в дверях? — подстегнула я репортера.
— Проходите.
Не дожидаясь, пока я захлопну за собой дверь, Сергуня побрел
на кухню, на ходу подтягивая сползающие трусы. Мне ничего не оставалось, как
последовать за ним.
Кухня была точной копией своего хозяина: худосочная и
бледненькая, с традиционным наличием тараканов и — почему-то — кошачьего корма
в самых разных его интерпретациях. От галет до баночного мяса. Сергуня вывалил
в миску, стоящую возле мусорного ведра, светло-зеленые сухари, устроился на
колченогом табурете и громко позвал:
— Иди сюда!
— Я уже здесь, Сергей.
— Да нет, не вы. Иди сюда.
— ??.
— Иди сюда! — сумасшедший репортер все еще не
хотел угомониться. — Идисюда!
Я услышала мяуканье, а спустя мгновение между ног у меня
проскочил облезлый кот, бывший в свои лучшие времена ангорским.
— Кушай, Идисюда, голубчик, — проворковал
Сергуня. — Кушай, маленький!
— Как его зовут? — спросила я.
— Его зовут Идисюда, — со мной можно было и не
церемониться, не то что с котом. — А вы кто такая?
— Я по поводу конфиденциальной информации. Бледная
поганка от журналистики сразу же оживилась и энергично почесала в паху.
— Ага. Продажа детских органов в Румынию?
— Не совсем.
— Педофилия среди чиновников районных администраций?
— Нет.
— Крысы-мутанты на станциях метро? Семья каннибалов из
Сертолова? Зарезали и съели агента по продаже загородной недвижимости?..
— Опять не то.
Эдак он перечислит все темы, волнующие буйнопомешанных из
«Петербургской Аномалии»!
— Подождите… Когда я дал вам свою визитку?
— Позавчера. В дамском ватерклозете: Отель «Европа». Вы
там сшивались целый вечер.
Сергуня переменился в лице. Он ощупал меня глазами, мысленно
прикинул, как бы я выглядела в макияже и красном платье, поменял цвет глаз,
поменял длину волос — и, кажется, вспомнил.
— Это…вы?!
Я коротко кивнула головой
Его тело изогнулось дугой, как у эпилептика, а правая рука
самопроизвольно и совершенно независимо от хозяина потянулась к хлипкому,
обмотанному изолентой телефону.
— Не сейчас, — отрезала я.
— Ага. Понимаю.
Он метнулся в комнату и тотчас же вернулся снова: я даже не
успела наподдать по тощему заду коту Идисюда.
Теперь в руках Синенко был зажат диктофон (тоже перетянутый
изолентой), а на груди висел уже знакомый мне фотоаппарат. Диктофон был тотчас
же водружен на стол и включен.
— Ну, рассказывайте, — севшим голосом пробормотал
репортер.
— О чем?
— О том, как вы убили Олева Киви. Вы ведь за этим
пришли сюда? Чтобы сделать признание, правда?
— Признание?!.
— Хорошо, что вы обратились к независимому журналисту,
а не сдались властям… Что заставило вас совершить это убийство? Быть может, это
старые счеты? Или вы действовали в состоянии аффекта?…
Если сейчас не остановить его, то он утонет в потоках
собственного красноречия.
Я подняла руку, давая понять Сергуне, чтобы он заткнулся.
Сергуня понял меня с полуслова и захлопнул пасть. Я взяла диктофон и повертела
его в руках.
— Куда говорить?
— Да все равно куда…
— Хорошо.
Диктофон довольно миленько потрескивал и, судя по всему,
готов был в любой момент сожрать пленку. Поднеся его к лицу, я медленно
произнесла:
— Я, Варвара Андреевна Сулейменова… Глаза Синенко
назойливо лезли из орбит, язык вывалился и прямо на моих глазах покрылся белой
коркой — совсем как у бешеной собаки, которая два года назад едва не покусала
Стаса Дремова.
— …находясь в здравом уме и трезвой памяти, официально
заявляю…
Теперь долбаный репортеришка прерывисто дышал, с шумом
выталкивая воздух из застоявшихся легких. А рука его, предоставленная сама
себе, вдруг начала совершать возвратно-поступательные движения в области…
Известно какой области. Черт возьми, еще несколько секунд — и он кончит! Как же
я ненавижу раннюю эякуляцию!..
Чтобы не допустить подобного развития событий, я еще ближе
придвинулась к диктофону и гаркнула:
— …официально заявляю: Я НИКОГО НЕ УБИВАЛА!!!!!!!
Лицо Синенко исказилось и побелело как полотно. А потом
пошло пятнами: еще бы, я обломила его, я оказалась самой последней динамисткой.
— То есть как «не убивала»?
— А вот так. Не убивала, и все.
— Этого не может быть…
— Может. Если ты заткнешь свой фонтан, то я постараюсь
объяснить.
Но мои воззвания все еще не доходили до Синенко.
— Вы должны были его убить, — он ставил ударения
на каждом слове. — Вы не могли не убить его! Я был там. Я был там вчера
весь день. Если вы опасаетесь чего-то…
Чего я действительно опасаюсь, так это дубиноголовых
репортеров.
— Я не убивала.
— А я разговаривал с очевидцами, — прогундосил он
и принялся загибать пальцы. — Во-первых, его пресс-секретарь. Вы же
сказали ему, что Олев Киви выйдет через несколько минут. Хотя и знали, что он
мертв. Зачем вы скрыли, что он мертв, если были не виноваты?!
— А что бы ты сделал на моем месте, если бы проснулся и
увидел рядом с собой мертвую тушу?!
Глупый вопрос. Я прекрасно знала, как поступил бы этот
фанатик: для начала он отщелкал бы целую пленку с волнующим изображением трупа,
затем позвонил бы в редакцию и тезисно изложил происшедшее. И принялся бы
надиктовывать статью на свой диктофон…
Сдаваться Сергуня не хотел.
— Вас видела охрана. Вечером, когда вы приехали вдвоем.
И утром, когда вы уезжали одна. Что скажете?
— Ну, этого я не отрицаю.
— Потом. Покойный заказал в номер легкий ужин.
Официант, который этот ужин принес, тоже заметил женщину. И довольно точно ее
описал. Описание полностью совпало с описанием секьюрити.
— Я же сказала: я там была. Естественно, что все меня
видели…
— Едем дальше! В гостинице было не так много народу. И
никаких посторонних.
— А если кто-то проник с улицы… Я не помню точно, но,
по-моему, окна оставались открытыми.
