…День не задался с самого начала.
Мы с Сергуней проспали, Идисюда сожрал всю сырокопченую
колбасу, оставшуюся от ужина, и к тому же Филипп, которого я проследила от дома
на Бармалеева до ближайшего кафе на Большом проспекте, наотрез отказался со
мной знакомиться.
Он совсем не был похож на свою безликую сестру.
Высокий, с идеальной фигурой, с идеальным черепом с
идеальным разворотом ключиц в идеальном вырезе ворота идеальной рубашки, —
что он делал тут, на этой улице в этом городе, в этой стране? И что это за
бесполая и расплывчатая специальность — «сотрудник Эрмитажа»?..
Филипп заказал чашку кофе и два бутерброда, сел за столик у
окна и развернул устрашающего вида журнал с самым тоскливым названием, которое
только можно себе представить: «МУЗЕИ МИРА». Он держал чашку, как Киану Ривз,
жрал свои бутерброды, как Бред Питт, и перелистывал страницы, как Майкл Дуглас.
Он был похож на весь Голливуд сразу.
Я же в лучшем случае была слабой копией киностудии Довженко.
И тем не менее мне хватило наглости двинуться к его столику.
— Вы позволите? — спросила я ангельским голосом. Он
поднял на меня идеальные глаза Хью Гранта и в недоумении выгнул идеальные губы
Пирса Броснана.
— Не понял? — интонации Шона Коннери в роли агента
007 я узнала сразу.
— Вы позволите присесть?
Это прозвучало вызывающе, если учесть, что кафе было почти
пустым. Филипп Кодрин пожал плечами, он не сказал ни «да», ни «нет», он
переложил всю ответственность на меня. Я села (с полным ощущением того, что
сажусь задницей на кактус) и принялась болтать ложкой в своем кофе. Как
подступиться к этому сводному отряду кинематографических красавцев, я не знала.
И потому пошла по проторенному пути: любопытная маленькая девочка познает мир.
— Интересный журнал?
Он даже не поднял головы, а спустя минуту тихо и отчетливо
произнес (ни дать ни взять Энтони Хопкинс в роли доктора Ганнибала Лектора
[17]
):
— Прекратите.
— Что?
— Прекратите болтать ложкой. Это неприлично.
Я вынула ложку и демонстративно стукнула ею о край чашки. На
несколько мгновений за нашим столиком воцарилась тишина, прерываемая только
шелестом страниц. Глядя на идеальный пробор Филиппа Кодрина, я судорожно
размышляла, как бы мне подсечь этого душку. Я могу продолжить тему «Музеи
мира», но это закончится крахом: один-единственный раз в своей жизни я
оказалась в опасной близости от музея, и то только потому, что покупала в
ларьке по соседству пасхальное яичко (подарок вероотступнице Кайе) и индийскую шаль
(подарок Монтесуме-Чоколатль).
Я могу поговорить с ним о погоде, я могу поговорить с ним о
достоинствах (недостатках) кофе, который варят в этом заведении. Я могу сказать
ему, что он мне понравился, в конце концов! Интересно, какой я буду по счету?
…Должно быть, моя умственная деятельность проходила столь
энергично, а извилины с таким скрежетом терлись друг о друга, что я наконец-то
привлекла внимание Киану — Бреда — Майкла-Хью — Пирса — Шона-Энтони-Филиппа.
— У вас что-нибудь случилось? — спросил он.
— Почему вы спрашиваете?
— У вас такое лицо… И вы так на меня смотрите…
— Разве?
Ну вот, пошло дело. Он уже оценил ситуацию, он первым
протянул мне руку. Я могу сказать, что никогда не видела такого мужественного
лица, обычно на мужчин это действует. Так же как и легкая эпатажность, так же
как и элемент провокации в поведении женщины. На то, чтобы обнюхать друг друга,
нам хва…
— Вы очень симпатичная девушка… О, счастье! Ты
наконец-то рассмотрел!
— Правда? — Я вложила в свой вопрос все
застенчивое кокетство, на которое только была способна.
— Да. Но я попрошу вас на меня не таращиться.
— Но…
— Я просто хочу спокойно перекусить. Вот и все. Неужели
мое желание так неестественно?
Сукин сын! Хотя, с другой стороны, его можно понять. Такая
совершенная красота есть разновидность уродства. Во всяком случае, она так же
раздражает глаз. И несчастный Филя, судя по всему, стесняется своей внешности
так же, как стеснялся бы бородавок на руках. Но бородавки всегда можно свести,
а вот идеальную голову под нож не пустишь. Жалко.
— А мое желание? — неожиданно даже для себя
сказала я.
— Какое желание?
— Мое желание так же естественно, как и ваше, — я
решила идти ва-банк. — Я вижу красивого мужчину и не могу отвести от него
взгляд.
Он захлопнул журнал и хмуро уставился на меня.
— Вам кто-нибудь объяснял, что неприлично приставать к
незнакомым? Особенно если они совсем не жаждут с вами познакомиться.
— Это не тот случай, — я прищурила глаз. —
Понятие «приличие» к красоте неприменимо. Красота вообще неприлична.
— Наглая девица, — с удовлетворением констатировал
Филипп.
— Какая по счету из наглых девиц, которые к вам
клеятся? — меня заносило, и я чувствовала это. Но терять все равно было
нечего.
— Вы даже не в третьем десятке.
Вот тут-то я и прокололась, и все из-за чертовых, годами
копившихся штампов, от которых не так просто было отделаться. Никаких
оригинальных идей, никакого разнообразия! Даже не соображая, что делаю, я томно
провела языком по губам, коснулась пальцами шеи и опустила ресницы.
— Шлюха, — спокойно сказал мне Филипп и поднялся
из-за стола. Кофе он так и не допил.
Жаль, что у нас нет своего профсоюза. Я подала бы жалобу на
непристойное поведение клиента. Честное слово.
Посидев за опустевшим столиком еще несколько минут, я съела
бутерброд Филиппа (к одному из них он так и не притронулся) и погрузилась в
тягостные размышления. Филипп сорвался с крючка, он оказался равнодушен к
бесплатным женским прелестям. То ли примерный семьянин (такой же, как и
папочка), то ли озверевший импотент, то ли все свое время тратит на иссушающую
близость с эрмитажными экспонатами. В любом случае моя миссия провалилась, хотя
один урок из этой безобразной сцены я извлекла: не все мужчины жаждут женщину
здесь и сейчас.
Был еще и второй урок, но о нем я думать не хотела.
Я совершенно не умела существовать в плоскости, отличной от
плоскости кровати, я пыталась мостить дорогу грудью там, где нужны были хотя бы
зачатки мозгов, я не знала, что делать с мужчинами, кроме как пытаться их
соблазнить. Мать твою, я даже никогда не была в музее!..
С уходом Филиппа день окончательно смазался. И чтобы придать
ему хоть какую-то цель, я заказала вина. Потом ликера. Потом водки, твердо
памятуя о том, что ни в коем случае нельзя пить по нисходящей. Спиртное
несколько меня утешило, и я решила поискать другие пути к Филиппу и, если
получится, выдвинуть к нему троянского конька-горбунка Сергуню Синенко. В конце
концов, Сергуня — журналист. А ведь всего лишь несколько дней назад убит бывший
зять Филиппа Кодрина, а за год до этого погибла сестра. Так что внимание прессы
вполне оправдано.
