Я так запуталась в своих жалких умозаключениях, что Сергуня
Синенко, возникший на ступеньках метро, показался мне архангелом Гавриилом из
затертого сюжета о Благовещении.
— Давно ждешь? — Сергуня, вопреки обыкновению,
даже не чмокнул меня в щеку. Это был дурной знак, и я насторожилась.
И с удивлением обнаружила, что Сергуня опоздал на целых
сорок минут. Позволять проделывать такое, да еще с человеком, о котором
собираешься писать книгу, — это знаете ли…
— Ты опоздал… Как редакционное задание? Сергуня поднял
на меня глаза, и я зажмурилась от нестерпимого света, который они излучали.
— Ты не представляешь, — сдавленным шепотом
произнес он. — Участвовал в задержании маньяка.
— Ну да!
— Самого настоящего… Тринадцать трупов за четыре
месяца. Все жертвы были в ангорских кофточках. Некрофил крутейший, но при этом
читал лекции по культурологии в каком-то вузе.
Я сникла. Наш с Сергуней роман, замешенный на крови Стаса и
Олева Киви, сдулся как никчемный воздушный шарик. Я больше не интересовала
Сергуню и не вызывала приливов застоявшейся спермы к головке его пениса. Еще
бы, что значат два жалких трупа по сравнению с тринадцатью, да еще облаченными
в ангорские кофточки!
— Я разговаривал с ним, — выдохнул Сергуня и
неловко прикрыл рюкзаком пах. — Его зовут Роман Попов. Умница,
энциклопедист, свободно шпарит на латыни, цитировал Плавта и итальяшек. «Due
cose belle ha il mondo: Amore e Morte!»
— Чего-чего?
— В мире прекрасны два явления: любовь и смерть.
— Это он так сказал?
— Ну!!! — Сергуня закатил глаза и принялся шарить
глазами по площади, прилегающей к метро.
— Что еще он говорил?
Жалкий предатель, клятвопреступник и ветреник раздулся, как
жаба семейства Голиаф, и торжественно произнес:
— «Killing is no murder!»
— А это что такое?
— Умерщвление не есть убийство. Крыть было нечем, но я
все-таки попыталась выправить ситуацию.
— Ты даже не спрашиваешь, как там Идисюда…
— А что с ним сделается? — беспечно отмахнулся
Сергуня. — На его лекции просто ломились…
— На чьи?
— Да на Романа Попова! Из других институтов прибегали.
А он лекцию отчитает, ножичек наточит — и шасть в кусты, добычу высматривать.
Потрясающий тип. Боже что за человек!!!
— Ты знаешь, что может случиться с Идисюда, если ты
будешь пропадать сутками? — Я попыталась вернуть ополоумевшего Сергуню к
действительности и с чувством продекламировала:
Вконец отощавший кот
Одну ячменную кашу ест…
А еще и любовь! —
Это Басе. Великий японский поэт.
— Вот! Именно! — Сергуня посмотрел на меня
влажными от слез глазами. — Великий! О! Он великий человек. И любил их
всех! Все тринадцать жертв! Он рыдал, когда о них рассказывал. «Virginity is a
Luxury» — «девственность — роскошь»… А ты мне каким-то Басе мозги паришь…
Последнее утверждение маньяка Романа Попова в вольном
пересказе маньяка Сергуни Синенко сразило меня наповал. Так же как и осознание
того, что Сергуню я прохлопала. И не могу теперь надеяться на его помощь.
Остается только удивляться, что он приехал на встречу ко мне, а не разбил
палатку у сизо, где наверняка содержится сейчас его обожаемый
насильник-некрофил.
— Он пообещал мне материал на книгу, — Сергуня был
близок к обмороку. — Сказал, что я вполне могу стать его летописцем. И
даже подарил мне свою брошюрку. Вот, посмотри…
Трясущимися руками Сергуня расстегнул рюкзак и извлек из
него сомнительного качества двадцатистраничную книженцию с плохо пропечатанным
заголовком:
«Вавилонская блудница: трактовки светские и религиозные».
Я почувствовала себя раздетой, но стоило мне только
потянуться за этим фундаментальным трудом, как Сергуня отпрыгнул от меня, как
от сколопендры.
— Только в моих руках! — заверещал он. — Это
же раритет. Соображать надо!
Соблюдая все правила предосторожности, я склонилась над
брошюркой и прочла на ее первой странице:
«МОЕМУ НОВОМУ ДРУГУ СЕРГЕЮ СИНЕНКО С ПОЖЕЛАНИЕМ ОТВАГИ И
ВДОХНОВЕНИЯ. РОМАН ПОПОВ».
— Видишь! Назвал меня своим другом… А еще сказал, что
наша с ним книга заткнет за пояс Ницше и Фрейда. Что Достоевского можно будет
сдать в архив… А еще…
Сергуня вырвал у меня из рук недопитую бутылку пива и сделал
несколько судорожных глотков.
— А еще он подарил мне свою фотографию!
— Что ты говоришь!
— Вот, смотри…
Из брошюрки был тотчас же извлечен кодаковский снимок,
запечатлевший тщедушное существо с огромным лбом, огромными очками на переносице
и едва заметными сизоватыми губами. Как с такими физическими данными можно было
отправить на тот свет тринадцать ангорских кофточек, осталось для меня
загадкой.
— Красавец, правда? — Вконец ополоумевший репортер
любовно погладил фотографию.
— И какие порочные губы! — поддакнула я.
— Ты тоже заметила? — как ребенок, обрадовался
Сергуня. — Да это просто скопище пороков. Идеальная модель для Сатаны… Так
ее и назову: «Сатана: ненаписанные хроники».
— Кого?
— Да книгу!..
Он перевернул фотографию с какой-то короткой подписью на
обороте, и я… Я вдруг вспомнила еще об одной фотографии, которая до сих пор
валялась у меня в сумке. Снимок Аллы Кодриной — «Алла. Кронштадт. Мартовские
тени». Странно, что до сих пор у меня не доходили руки до этой фотографии. Не
мешало бы ею заняться… В самое ближайшее время. А пока…
— Мы идем в галерею вин? — спросила я у
Сергуни. — Уже пять минут восьмого. А начало в семь…
Сергуня сразу сник и потерял всякий интерес к
действительности.
— Пойдем, конечно, — вяло процедил он. —
Ненавижу я все эти светские мероприятия…
— Хотя бы ради меня… — Это был не самый удачный
аргумент. Вот если бы Сергуню попросил о том же самом маньяк-культуролог Роман
Попов…
— Ладно. Покатили… Вот только скажи мне, есть ли здесь
поблизости туалет?..
* * *
Туалета на всем пути следования к винной галерее мы так и не
нашли, Сергуня несколько раз порывался соскочить с темы, но я убедила его, что
в «КАСА МАРЭ» наверняка найдется отхожее место. Только таким нехитрым способом
мне удалось заманить его на Средний проспект, 70, корп.2.
«КАСА МАРЭ» поразила меня своим чрезмерным этнографическим
великолепием. У дверей всех приглашенных ожидала парочка в постолах и
национальной одежде. При этом парень в барашковой шапке придирчиво осмотрел
наши пригласительные, а девица с вышитым петухами платком на голове сунула нам
в зубы по куску слоеного пирога с брынзой.
