И тут же пригорюнилась.
Из нее выпадало одно звено — одно, но самое важное: почему
Филипп Кодрин отказался от наслед…ства? — Свой вопрос я закончила уже в
бассейне: вероломная Монти за ноги стянула меня в воду. Проплавав еще добрых
полчаса, мы выбрались наружу, распили по дежурной стопке коньяка и наметили
планы на ближайшее время. Монтесума пообещала мне, что через юриста своей фирмы
уточнит процедуру принятия наследства и отказа от него. А также кто может
претендовать на состояние в отсутствие прямых и косвенных наследников. Кроме
того, завтра-послезавтра должна была вернуться культсоска, владеющая
«Лендровером» и ехавшая в одном лифте с убийцей Стаса.
Раскрутку дочурки коммерческого директора «Ладога Trade
Company» и очную ставку в подземном гараже Монти брала на себя.
— А как ты узнаешь, что она уже вернулась? —
наивно спросила я.
— Ты меня удивляешь, Варвара! Птичья водичка! Птичья
водичка незаменима в построении агентурной сети! Так что глупую дочь глупого
коммерческого директора нам выложат на блюдце!..
«Птичьей водичкой» Монтесума иногда именовала водку.
— И кто так перед тобой прогнулся?
— Сторож, я же говорила тебе… Ну а у тебя какие
новости?
За остатками коньяка я рассказала Монти о сегодняшней ночи и
о том, что умудрилась найти полинявший азиатский «хвост» Тео Лермитта. Вот
только о Рейно я благоразумно промолчала. Но Монтесума сама заговорила о нем.
— А что за чмо с тобой вчера приезжало? — спросила
она — Акоп мне рассказал… Это и есть твое криминальное журло из… Черт, как
называется эта дацзыбао?
— «Петербургская Аномалия»…
— Именно. Так кто он?
— Ты же сама сказала — криминальное журло, — я не
стала напрягать Монтесуму появлением еще одного действующего лица в драме моей
жизни.
— Будь осторожна, Варвара!
— Не волнуйся… Я предельно осторожна.
— Где, ты говорить, он читает доклад? В Доме ученых?
— А… Ну да. В Доме ученых. Завтра в 15.00. «Мифы в
декоративно-прикладном искусстве Юго-Восточной Азии».
— Всегда интересовалась Юго-Восточной Азией… Сама,
можно сказать, азиатка, — Монтесума пощелкала языком. — Сойду я за
Сорипада?
— За кого? — Я выпучила глаза.
— А-а… Тупица ты, тупица… Есть там один такой божок… На
Юго-Востоке. Выполз, между прочим, из яйца бабочки…
— Какая же ты умная, Монти!..
— Думаю, общий язык с этим искусствоведом мы найдем.
— И про спальни в индийском стиле не забудь.
— Уж как-нибудь не забуду, душа моя, — Монтесума
покровительственно потрепала меня по голове. — Ладно. Встречаемся завтра в
Доме ученых…
…Монтесума ушла первой, обдав меня напоследок запахом духов
и чисто вымытой кожи. Я же, прихватив с собой остатки коньяка и несколько
гроздей винограда, снова плюхнулась в бассейн. И снова принялась терзать
картонного тигра по имени Филипп Кедрин.
Вопросов у меня к нему накопилось предостаточно. И ответов —
тоже. Несомненно, он был не последним человеком в связке Дремов — Лермитт. Несомненно,
он снабдил Стасевича кольцом, фотографией и некоторыми интимными подробностями
из жизни своей сестры Аллы. Иначе мне никогда бы не удалось подцепить
виолончелиста. Несомненно, он боялся, что фотография, которую я ему показала,
изобличит его знакомство с Лермиттом. Несомненно, он знал о смерти Аллы больше,
чем знает официальное следствие. Несомненно, он в курсе того, как продвигается
дело и с убийством Олева Киви.
И потом — нож.
Олева Киви убили не просто ножом для резки хлеба, а ножом
ритуальным, а Кодрин был экспертом по таким ножам! Не исключено, что он видел
нож. Не исключено, что он сам передал нож убийце. И совершенно не исключено,
что, по замыслу убийцы, нож должен был остаться в теле жертвы.
А он взял и не остался.
Доев виноград и едва не пойдя ко дну из-за излишков коньяка,
я выпала из сауны с наскоро вытертыми волосами. И у самого выхода на улицу
подбросила монетку в пять рублей: если выпадет орел, то в Кронштадт я поеду на
старом «опельке» Рейно, а если выпадет решк…
Выпал орел.
Выпал орел, в чем я нисколько не сомневалась. Как и в том,
что Рейно все это время наверняка искал щель, чтобы подсмотреть за банящимися
представительницами прекрасного пола.
Так оно и оказалось: прямо напротив бани маячил надоевший до
боли в яичниках «опелек-задрота». Я даже перестала удивляться такому
пристальному вниманию ко мне со стороны прохиндея Рейно. И потому безропотно
села на переднее сиденье.
— Kerge Leitsak!
[36]
— поприветствовал
меня эстонец, оскалив неприлично белые зубы.
— Что же не присоединились? — буркнула я. —
Или предпочитаете в щель подглядывать?
— Не понял?
— Да ладно… Будем считать, что я неудачно пошутила. У
вас какие-нибудь новости? Произошло что-то экстраординарное?
— Пока нет.
— Слушайте, Рейно! Я плачу вам за то, чтобы вы следили
за другими людьми! А вы следите за мной. Разве входит в условия договора?
Рейно поскреб подбородок и вытащил из бардачка закатанный в пластик
договор. И принялся перечитываи, его, от усердия шевеля губами.
— Ну, нашли что-нибудь любопытное?
— Я должен был обнаружить местоположение гражданина
Швейцарии Тео Лермитта. Я его обнаружил. Так что основной пункт договора
выполнен. Кроме того, я имею право на два выходных. Это предусматривается
Конституцией вашей страны и подзаконными актами… Зачитать?
— Увольте меня от этого законодательного барахла!..
— Я говорю это к тому, что сегодня у меня выходной.
— Жаль… А я хотела попросить вас об одном одолжении.
— Об одолжении?
— Мне нужно съездить в Кронштадт. Вы не могли бы
отвезти меня?
— Я плохо знаю ваш город. И пригороды тоже, —
завел свою старую волынку он.
— Я покажу.
— Ну, хорошо. Только предварительно нам будет нужно
обсудить одно условие.
— Какое еще условие? — Я насторожилась. Если
сейчас он достанет откуда-то из рулевой колонки Гражданский кодекс и сборник по
административному праву Российской Федерации (Эстонии, Финляндии, Лихтенштейна,
островов Тринидад и Тобаго), я нисколько не удивлюсь.
— Поскольку у меня сегодня выходной, а вы собираетесь
воспользоваться моими услугами, не уведомив об этом заранее, то вступает в силу
пункт о форс-мажорных обстоятельствах… За сегодня вы заплатите мне в двойном
размере.