— Квартирные окна чуть выше подъездных. Это тоже нужно
учитывать…
— Учтем.
Спустя тридцать секунд мы уже стояли на лестничной площадке
второго этажа. Отсюда хорошо просматривались буквы «П…Г…Е». О и Р не горели, а
Е всплыла только потому, что подъездные окна действительно оказались чуть ниже
квартирных. На стандартной площадке располагались четыре стандартные двери: три
из них были деревянными, и лишь одна обита дерматином, — самая ближняя к лестнице.
Номер восемь.
И Рейно выбрал ее. По совсем нехитрым расчетам, получалось,
что именно здесь когда-то, в период мартовских теней, и была снята Алла
Кодрина.
— Ну что, — спросил он у меня, неизвестно почему
понизив голос. — Придумали, что скажете хозяевам?
— Пока еще нет, но надеюсь на озарение. С вами ведь
прошло без сучка без задоринки… На «Королеве Реджине». А ведь я тоже не знала,
что со мной будет, когда зашла к вам в номер.
Рейно надулся и принялся гонять желваки.
— Надеюсь, что люди, которые здесь живут, будут менее
почтительны.
— Менее почтительны?
— Спустят вас с лестницы, и дело с концом. Я достала из
кармана перстень Аллы Кодриной и повертела им перед носом Рейно.
— У меня есть вещичка, которая может открыть любую
дверь…
— Тогда валяйте…
Подойдя к двери, я набрала в легкие воздуха и на мгновение
задумалась: все последующее будет зависеть от того, кто откроет мне дверь. Есть
несколько вполне безопасных вариантов — сослаться на перстень, сослаться на
покойного Олева, сослаться на здравствующего Филиппа, сослаться на газету
«Петербургская Аномалия».
Последний вариант вообще универсален.
Эта мысль настолько успокоила меня, что без всяких колебаний
я нажала на кнопку звонка. А потом еще раз и еще.
Никакого ответа не последовало.
Это было так несправедливо, что я даже затрясла головой. И
снова принялась насиловать дверной звонок. И снова пространство за дерматином
ответило мне издевательской тишиной.
— Ну как? — поинтересовался Рейно с лестницы.
— Вы же видите… Никак. Никого нет дома. Он поднялся ко
мне и посмотрел на часы.
— Двадцать два сорок четыре. В принципе, в это время
кто-то обязательно должен быть дома.
— Вы судите по эстонским образцово-показательным
мужьям?..
— Что будем делать? — — Рейно постарался
пропустить мое замечание мимо ушей:
— Давайте вернемся в «ПГЕБК», — предложила я —
именно так выглядела отсюда наполовину не горящая вывеска — «П… Г… Е Б…
К». — Подождем некоторое время… Зажжется же там свет, в конце концов…
Но Рейно явно не хотелось возвращаться в это затрапезное
заведение.
— Не знаю, не знаю… Зажжется ли он вообще, вот вопрос.
— Вы хотите сказать…
— Сейчас лето, возможно, жильцы уехали в отпуск… Все
нормальные люди уезжают летом в отпуск.
Такая простая и естественная мысль даже не приходила мне в
голову. А когда Рейно высказал ее, я впала чуть ли не в неистовство. Приехать
сюда из Питера, чтобы просто выпить трухлявого ячменя на спирту в каком-то
гадючнике и поцеловать замок чужой двери, — в этом была чудовищная
несправедливость! Я уставилась на Рейно и требовательно сказала:
— Придумайте что-нибудь, Рейно! Я же вам деньги
плачу!..
— Что же я могу придумать?
— Эх, вы! Ладно, идемте… Имеет смысл позвонить соседям.
Наверняка им что-нибудь известно об обитателях.
— И что вы им скажете?
— Задам простейшие вопросы, господи! Что, где, когда
приедут…
— А если они все-таки в городе?
— Тем лучше. Значит, мы останемся и будем ждать их до
победного конца.
Я снова увлекла Рейно к подъезду. И чем ближе мы подходили к
нему, тем большую прыть проявлял мой спутник: он отделился от меня, взбежал по
лестнице и принялся обшаривать дерматин. Я уже намеревалась сунуться в соседнюю
с восьмой квартирой дверь, когда… услышала, как легонько скрипит ключ в замке…
Нет, куррат, это был не ключ. Во всяком случае, не родной
ключ.
Рейно, склонившийся над дверным замком, чем-то орудовал в
нем. От изумления у меня отвисла челюсть.
— Что вы де…
Договорить я не успела: дверь подалась, и Рейно ввалился в
дверную щель, немилосердно таща меня за собой. И захлопнул дверь изнутри.
Несколько минут мы стояли в вымершей квартире, привыкая к
темноте.
— С ума сошли?! — полуобморочным шепотом сказала
я. — Вы что сделали?! Это же… Это же взлом! Самый обыкновенный, вульгарный
взлом. Как вам вообще это пришло в голову?!
— У вас есть другие варианты? — таким же шепотом
огрызнулся он. — Возвращаться в ту кофейню я не хочу… Jube vaaterpilt!
[37]
— А это — не жуткое? Да нас в любой момент могут…
Учитывая, что я в розыске… О боже!!! — Я интуитивно направила кулак в
сторону приглушенного голоса Рейно. — Взломщик! Скотина!
Сукин сын Рейно легко увернулся.
— Да успокойтесь вы…. Вы же сами хотели сюда попасть…
— А если хозяева вернутся?
Рейно опять принялся возиться с замком, подсвечивая себе
непонятно откуда взявшимся фонариком.
— Я поставил дверь на предохранитель, — радостно
сообщил он. — Так что, если они вернутся, у нас будет время сообразить,
что делать.
— А вы еще тот тип, — сказала я, и неизвестно,
чего в моем голосе было больше — осуждения или сдержанного восторга. — Чем
это вы?
— Есть несколько специальных приспособлений, —
снисходительно пояснил Рейно. — Но вы должны понимать… Это —
дополнительная услуга, и она должна оплачиваться отдельно. По прейскуранту…
— О господи!..
— В договоре есть пункт о дополнительных услугах вы
просто невнимательно читали.
— Хорошо, обещаю вам, что, когда все это кончится я
обязательно со всем ознакомлюсь… Обещаю. А теперь Что мы будем делать теперь?
Но его уже не было рядом со мной: А спустя несколько
мгновений где-то впереди возник мутный четырехугольник света — должно быть,
Рейно открыл дверь в комнату.
— Идите сюда, — позвал он.
Я двинулась на свет и на голос.
Рейно отирался у окна, внимательно разглядывая буквы за
стеклом. Сомнений быть не могло: это то самое окно, возле которого стояла с
розой в руках Алла Кодрина. Убедившись в этом окончательно, Рейно задернул
шторы. И включил напольный светильник, который, очевидно, присмотрел еще
раньше. Теперь, в прихотливом свете ночника, чужая комната чужой квартиры
предстала перед нами во всей красе.
