– Общество тогда вообще отсутствовало. Я так кровью исходил, что думали – все равно околею. Чего возиться было?
– Ну, раз выжил – жить будешь долго. Во рту у тебя полный бардак был – хроническое воспаление. Сейчас зажило. Чем-то полоскал?
– Травы разные мне советовали.
– На диво хорошо фитотеропия повлияла. М-да, с этой стороны мне патогенез не ясен. Ну и бог с ним. Прошло, и хорошо. Ты парень крепкий, после такой травмы выкарабкался, а уж мелочи переживешь. Я тебе напишу, чем глазницу промывать и пасть полоскать. Насчет шрамов – странно, что ты так переживаешь. Не так уж они и ужасны. Со временем еще больше сгладятся. Красавцем ты, конечно, никогда не станешь, как, впрочем, и я. Ну, мы рыдать по этому поводу ведь и не будем? Глаз тебе никто не вернет. Стекло или бриллиант какой в глазницу запихать можешь. На некоторых производит впечатление. Но лучше вместо тряпки сделай кожаную повязку. Закажешь в приличной мастерской – никогда сползать не будет. Я эскиз набросаю.
– А на щеку? Ничего нельзя сделать?
– Что ты так к щеке пристал? – удивился док. – Мало ли шрамов у людей? Вон зеркало возьми, посмотри. Нормальный вид, сразу видно, что воин, а не сопляк какой-нибудь.
Квазимодо смотрел в небольшое, но удивительно хорошее зеркало. Края шрамов, бороздящих щеку, вроде бы сошлись теснее. Впадины стали мельче. Вор недоверчиво моргнул.
– Если ты так уж трепетно к своей физиономии относишься, можешь попробовать в Калатер добраться, – заметил Дуллитл. – Там некий лорд Дагда проживает. По слухам, увлекается как раз пластической хирургией. Можешь попробовать к нему обратиться. Он мне как-то письмо прислал. Странноватый лорд и слишком любознательный, но в медицине кое-что понимает.
– Я уже пробовал. Он и правда лекарь, каких поискать.
– И что? В цене не сошлись?
– Не сошлись. Правда, торговались долго. – Квазимодо посмотрел на хозяина кабинета. – Уж очень ему хотелось меня подлечить. Прямо до смерти. До моей.
Док Дуллитл неуверенно пригладил бакенбарды.
– Правда? А мне показалось, образованный человек, хотя и с причудами.
– А я и не говорю, что необразованный. Из Ныра он хотел какую-то трахею выковырять. А рыжую обращаться заставлял и хвост для опытов по любовной магии отрезать желал…
Пока Квазимодо рассказывал, графин с коньяком успел почти опустеть. Док решительно закупорил сосуд.
– Хватит, а то опять увлечемся. Экий мерзавец этот лорд Дагда. Я тебе сначала не слишком-то поверил. Молод ты все-таки и в медицине не слишком разбираешься. Но, похоже, лорд Дагда сущий маньяк. Потрошитель. Не понимаю, на кой черт ему трахея фуа сдалась? И так видно, что никаких существенных отличий от человеческой конституции твой водоплавающий друг не имеет. А насчет подвала даже и не верится. В наши времена… – Док замолчал, задумчиво пробарабанил по крышке стола обрывок какого-то марша. – Впрочем, мои времена давно миновали. Мир и там, и здесь здорово изменился. Еще хорошо, что этот мир так бесконечно просторен.
– Док, – неуверенно спросил Квазимодо. – А там, в вашем мире, глаза вставлять не умеют?
Дуллитл покачал головой:
– В мои времена не умели. Думаю, и сейчас не научились. Дьявольски сложная работа. Но дело не в этом. Дорога Оттуда в одну сторону, да и та открывается по воле божьей, а не человеческой. Видимо, гостей Оттуда ныне многовато стало, если такие местные парни, как ты, о другом мире запросто рассуждают.
– Мне просто повезло. Троих узнал, в смысле – четверых. Супруга лорда Дагда она тоже… издалека была.
– Да? И что же это за леди такая?
– Я не очень понял, – сказал Квазимодо.
Про бегство из замка он рассказал доку крайне сдержанно и не вдаваясь в детали.
– Что с миром творится? – сокрушенно сказал Дуллитл. – До Калатера каких-то два месяца пути, а что там происходит, умом не понять. Жуткие интересы у вашего знакомого. Не буду я ему писать. А ты не огорчайся – что толку в гладком лице? Ты же не лорд Байрон какой-нибудь? С дамами у тебя проблем нет.
– Что это все в этом так уверены? – нервно поинтересовался Квазимодо.
– Да что ты стесняешься? – засмеялся Дуллитл. – Я же врач, мне все знать положено.
– Ехать нужно, – сказал Квазимодо. – Что мы здесь высидим? У меня этот конь-як скоро из ушей литься начнет.
– А куда ехать-то? – пробормотал Ныр, поглощенный разглядыванием длинного листа бумаги, испещренного довольно-таки корявыми рисунками и пояснительными подписями.
– Не знаю, – рассердился вор. – Отложи ты, ради богов, этот манускрипт с упражнениями. Успеешь мясо на свою ногу нарастить.
– Как же я наращу, когда успел половину упражнений забыть? – возразил ныряльщик.
– Буквы читай, и все поймешь, – посоветовала Теа. – Не зря же тебе док Дуллитл написал столько указаний.
– Он же пишет совсем не так, как ты, – пробурчал фуа.
– У каждого свой почерк, – пожала плечами рыжая. По узким губам девушки блуждала улыбка, и это странным образом одновременно и беспокоило, и волновало Квазимодо.
– Так куда мы направимся? – пробормотал вор, с трудом отводя глаза от падающих из-под косынки, ровно обрезанных у самых плеч рыжих прядей.
– Да мне все равно, – сказал фуа и принялся придирчиво разглядывать бумагу на просвет.
Движущееся к закату солнце озаряло мягкими лучами речную долину. От короткого дневного дождя не осталось и следа. Друзья сидели на спуске к реке. Теа, скрестив ноги под собой, смотрела на скальный лабиринт на том берегу. Ныр, шевеля губами, пытался расшифровать пояснения лекаря. Квазимодо вздохнул. Он все еще колебался – высказать сумасшедшую идею вслух или обдумать ее еще разок? Мысль, пришедшая в голову, когда вор увидел белый дом на холме, накрепко застряла в голове и требовала обсуждения. Вот только как спутники ее воспримут? Особенно рыжая. От волнения у вора даже дыхание сперло. Нет, нужно сначала с Теа наедине поговорить.
Рыжая напряглась. Вытянулась длинная шея, курносый нос заострился. Квазимодо подумал, что Теа почувствовала, что именно он собирается предложить, и сейчас рявкнет, но девушка стукнула его по колену:
– Смотри!
Из скалистых завалов на той стороне реки выбиралась цепочка всадников.
Не сговариваясь, троица друзей быстро поползла по склону вверх. Фуа посапывал, бережно удерживая свернутый лист.
Наверху остановились.
– Сколько их? – спросил Квазимодо.
– Одиннадцать, – сказала самая зоркая из друзей Теа. – Думаешь, они?
– У меня живот заныл. Обычно он меня не обманывает. – Квазимодо сплюнул. – Вот же упорные сукины дети. Ладно, уйдем по охотничьей тропе. Теа, ты за лошадями, мы за оружием. Заодно и с хозяином попрощаемся.
* * *
